Светорада Золотая
Шрифт:
Стема стоял в гомонящей растревоженной толпе и тоже не сводил со Светорады взгляда. Глаза его потемнели от гнева. Хотя в глубине души он всегда знал, что ради своей выгоды княжна готова пойти на все, но отчего-то сейчас ему было особенно горько. В ушах гудело, сердце готово было выскочить из груди. Сдерживая его бешеный стук, он слушал, как Некрас громко рассказывал всем: сегодня под вечер княжна окликнула его на пристани, отозвала в сторонку и поведала, что застала Олесю с полюбовником в Березовом.
Да, Светка сумела отомстить за то, что ее предали, понял Стема, но несмотря ни на что не находил ей оправдания. Отдать Олесю в руки Некраса… все равно, что сразу отдать
Стемка глядел на золотистую в свете факелов фигурку княжны на высоком крыльце. Красавица… А он словно сквозь нее смотрел, видел ее черное нутро, гнилую душу, прикрытую блестящей позолотой. Золотая Светорада! Да ушкуйники – разбойники новгородские, и те честнее ее. Конечно, она может прикинуться милой и ласковой, но за ее любезным обхождением скрывается темная, глубокая злоба, которая в любой миг может выплеснуться наружу.
Стема ощутил глухую ярость и одновременно какой-то холод, разочарование. Ведь он почти поверил ей, почти впустил в сердце… Хотя всегда знал…
Как в наваждении он прошел сквозь толпу, не думая, чем ему это грозит, не замечая окриков пытавшегося протиснуться следом Митяя. Глаз не мог отвести от предательницы Светки, которая лицемерно рыдала перед людьми, будто и впрямь сожалела о случившемся.
– Какая была ты змея, такой и осталась! – выкрикнул он, подойдя к ней почти вплотную.
– Нет! – отчаянно выкрикнула княжна, ломая руки. – Нет, я не хотела никому зла! Я думала, что Олесю только увезут! Я и не догадывалась!..
Казалось, она кричит это в толпу, но глядела княжна только на Стему. Однако теперь его увидели и другие.
Купец Некрас взревел:
– Вот где он, совратитель моей жены! Держи его!
И если бы возникший рядом Митяй не рванул Некрасу наперерез, если бы Кудияр со своими кметями не перекрыл дорогу разгоряченным людям, еще неизвестно, чем бы все кончилось для Стемида. Но он успел увернуться отхватавших его рук и, протолкнувшись сквозь толпу, побежал прочь.
ГЛАВА 14
Стемка плохо помнил, как добрался до волоков между Днепром и Ловатью. Была ночь, было душевное смятение и желание оказаться подальше. Он брел по берегу Днепра не разбирая дороги, потом кто-то взял его в лодку-долбленку за перстенек с мизинца в качестве платы. Стемке хотелось лишь одного – уйти куда-нибудь, исчезнуть, забыть все. А возможная погоня… О ней он не думал. В душе его билось какое-то непонятное, тревожное чувство, будто что-то непоправимо изменилось, пугало странное ощущение пустоты под ногами, точно он оторвался от земли, летит, но в любой миг может рухнуть, и тогда… Он не желал ни о чем думать. Так было лучше.
Очнулся от наваждения он только под утро, когда увидел застывшие на волоках суда, множество палаток, дымок над кострами.
Парня приняли у ближайшего костра, кто-то протянул ему кусок вареного мяса на ломте хлеба. Кто такой – не расспрашивали: тут, на волоках, был свой особый мир. Сейчас люди томились от скуки в ожидании начала судоходства, когда можно будет вновь приняться за торговые дела, а пока развлекались как могли: чинили корабельные снасти, охотились в окрестных лесах, устраивали молодецкие потасовки или просто болтали о всяком. Более двадцати ладей стояли у берега, там, где разлившийся Днепр уже позволял спускать струги на воду. Народу собралось немало, как самих торговцев с охранниками и гребцами, так и разного другого люда, всегда присутствующего на волоках: купцов-перекупщиков, всевозможных мастеровых людей, хозяев постоялых дворов, где можно было и в бане помыться, и поспать
Шаталось тут и довольно много бродячего люда: кто-то приходил наняться в артель, кто-то просто провести время, себя показать и других посмотреть, поболтать, попьянствовать да подраться. Прибивались нищие, готовые продаться в неволю, только бы не жить в голоде и холоде.
– Вольным человеком не каждому дано быть, – елейным голосом говорил неказистый, сидевший у костра мужичок. – Кому-то рабом жить лучше – не надо искать еду, хозяин обо всем позаботится.
– А если плетью огреет? – спросил кто-то и хмыкнул презрительно.
– Так терпи, – назидательно изрек мужичок. – И поверьте, иной раз это даже легче, чем страдать от голода или прятаться от дикого зверя в лесах.
Дикого зверя в окрестных лесах действительно было предостаточно. И, чтобы отблагодарить гостеприимных корабельщиков за постой, Стемка, проспав немного, попросился с одной из ватаг на охоту. Правда, перед этим у него произошел разговор с Гуннаром, заправлявшим всем на волоках.
Варяг был немного удивлен, заметив среди спавших у потухшего костра знакомого парня. Толкнул слегка носком башмака в бок и, когда Стема, сонно моргая, поднял всклокоченную голову, кивнул головой в рогатом шлеме в сторону, приглашая отойти.
Спрашивать ни о чем не стал, просто смотрел на него. Стема тоже молча смотрел, говорить было тошно. Как и вспоминать…
– Сказал ведь, что все путем будет, – только и вымолвил он, когда вопросительное молчание Гуннара Хмурого стало ему невмоготу.
Варяг так и не сказал ни слова, лишь глядел холодными, будто замороженными глазами. И в них таилось предупреждение: только попробуй обмануть.
Позже Стему предупредили, чтобы держался он с этим Гуннаром поосторожнее. Этот воспитанник Эгиля Золото, хоть и навел порядок на волоках, отогнал грабителей и усмирил волновавшихся от долгого безделья торговцев, держит весь путь на волоках в кулаке. Не далее как вчера один из варягов попробовал было пойти наперекор его воле, так Гуннар расправился с ним тремя ударами топора. Тело убитого велел не убирать, а просто оттащить в сторону. Труп пролежал всю теплую ночь, и мелкие лесные зверушки выгрызли ему все внутренности и объели лицо. Вонь стояла, но люди не трогали тела убитого, не предавали земле, опасаясь лишний раз гневить сурового Гуннара.
– И вообще он странный, – продолжали обсуждать варяга уходившие от лагеря охотники. – Прибыл на богатой ладье с целым отрядом, думали в Норейг свою отправится, а он тут застрял. Его люди сперва при нем оставались, а потом в одну ночь исчезли вместе с ладьей. А ладья его – крепкий такой драккар с двадцатью четырьмя скамьями для гребцов. И куда делась-то, да еще со всем отрядом? Никто толком не знал. Волоком, видать, потащили в темноте. А Гуннар тут как цепной пес за стадом следит. Нелюдимый, но важный и страсть какой злющий.