Светунец
Шрифт:
— Тогда надо грибов насбирать, нажарить засветло, — сказала Веровна.
Мальчишки убежали в лес. Покрикивали, пересвистывались, чтобы не заблудиться. Скоро вернулись к избе, несли грибы в подолах рубах и фуражках. Взапуски рассказывали, как искали грибы, и никто никого не слушал. На крыльце целый ворох насыпали грибов. Запахло дремучими пнями, прелой листвой. Володя вернулся к избе последним. Рядом с ворохом вывалил и свои грибы.
— Это что такое? — улыбнулась Веровна.
— Под дубом росли. Дубовики, там ещё есть!
— Муходуры, — ляпнул Шурик.
— Отрава, — Танюшка отодвинула Володины грибы от общих.
— Мухоморы, поганки!.. — потешаясь, завопили мальчишки.
Веровна цыкнула на них и сказала:
— Я сама иногда путаю дубовик с ложным. Городскому мальчику вовсе не мудрено обмануться. Ложный смахивает на обыкновенный дубовик — и крапчатым цветом шляпки и ножкой. Я надламываю шляпку, если засинеет, значит, съедобный, а не ядовитый. Или ещё называют у нас этот гриб сатанинским.
Веровна перебирала грибы мальчика; ребята сидели перед ней на корточках, слушали.
— Да у тебя не все поганки. Вот и скрипица, и рыжики, и волнушки розовые, даже беляночка, три лисички. А больше не видел? Обычно лисички стайкой растут… Вот гриб — всем грибам гриб! Ай да молодец, Володя! Как же ты его нашёл?
Точно хрустальную вазу, Веровна держала перед собой гриб — сочный и хрупкий, с нежной бахромой по краям шляпки. Снизу шляпки и до короткой толстой ножки — молочно-белые пластинки, как натянутые струны. Казалось, задень их, и они зазвенят.
Груздь настоящий!
— Я этот груздь нечаянно нашёл, — воспрянул духом Володя. — Стою и слежу за поползнем. Слышу: сзади меня зашелестело, оглянулся — ни мышонка, ни птички, только старые листья поднялись мохнатой шапкой. Я копнул — груздь. Это он рос и шелестел.
— А пахнет хорошо! Листоватым сеном и лесом после дождика пахнет. — Веровна протянула к носу Володи гриб.
И Таня попросила «нюхнуть».
Ребята рылись в ворохе грибов: может, сорвали да не заметили свои грузди.
Веровна распорядилась:
— Шурка с приятелями дрова рубить марш, Лёня картошку в огороде рыть, а мы с Володей грибы чистить будем.
Они снимали с грибов травинки, листики, паутину, обрезали корешки с чёрной землёй и клали грибы в воду. Грибы плавали, на шляпках спасались муравьи, крохотные букашки.
После Веровна с Таней крутились на улице у печурки. Грибы шкворчали и шипели в котле, отдельно варилась картошка. Тут же ребята дожидались ужина.
Закатывалось солнце. На лужайке зачернела ольха. От ручья выползал туман табачным куревом. Над пасекой летали редкие пчёлы. Наверно, дежурные проверяли, все ли работники вернулись из тайги.
Когда наелись, Веровна спросила у гостей, где лягут спать.
— Стели на чердаке, — сказал Иваныч.
Ребята сбегали к стожку и принесли листоватого сена. Поверх сена расстелили палатку, в изголовья — ватный спальник, накрылись суконным одеялом.
На чердаке тепло, но не душно. Сумрак пробирался в щели дранковой крыши. Издалека донёсся тяжкий вздох.
— Дерево упало, — заметил Иваныч. — Дотянул старик до ночи и упал…
— А волка убивали? — спросил Володя у пасечника.
— Целился один раз, однако не выстрелил и теперь не жалею.
— Это когда ты у волка отнял козла? — спросил Шурик.
— Помнит мой рассказ! — Иваныч пошумел сеном, выше наталкивая в изголовье, и начал: — Как-то зимой иду в охотничью избушку. Вечер, мороз. Настроение никудышное: за целый день никого не добыл. Вышел на марь, смотрю — следы здоровенного козла и волка. Час назад как пробежали. По следам читаю — козёл притомился, но волк гонит бодро. Надо следить, решил. Волк задавит козла — тут и самого подстрелю.
Пасечник привстал на коленях, словно собрался бежать за зверями. Хоть и называли его колхозники серьёзно — Иванычем, но был он молодой, азартный. Володе показалось, что в темноте синью блеснули его глаза.
— Мчусь по кочкам глубоким снегом. А следы впереди горячие — ещё сухие травинки качаются, с веток пылится снег. Вот-вот должен догнать козла волк. Я — волка. — Иваныч начал рассказывать громким голосом, прерывисто, точно в погоне задыхался.
И ребята один за другим поднялись, придвинулись к нему.
— Волк гонит козла не след в след, он петли накидывает. Чует поверху, знает, что именно здесь, а не там пробежит зверь. Я, ребятишки, держусь за волком. Глядь — он свернул в сторону. С лёжки сорвался другой волк — и за козлом. Мой, значит, где-то будет поджидать усталого напарника и козла. Я бегу — во рту пересохло, ноги отнимаются. И бросить нельзя: козёл уже шагает и останавливается… Поймал его волк в ключе, на льду. Увидел меня зверь и метнулся в тальники. Я вскинул ружьё и не выстрелил. Не верил, что попаду… Лежит передо мной здоровенный козёл — целёхонький, с крепкими рогами, как спит. Только горло малость замарано кровью. Вот тебе и фарт — неожиданная добыча! Я выпотрошил козла, шкуру снимать не стал — темнело. Взвалил на спину и понёс в избушку. В избушке отрезал кусок печёнки, хотел перекусить.
— Прямо сырой! — воскликнул Володя.
Его кто-то толкнул, не мешай, дескать.
— Свежая печень для охотников — лакомство, — пояснил Иваныч. — Козлиную не мог есть: горчила и запах нехороший. Ну, думаю, обдеру козла и грудинки сварю. Ободрал, а на спине козла язвы, на боках чёрные пятна… — Иваныч снова лёг на постель и продолжал нехотя: — Стало совестно мне перед волками… Долго гнали они больного козла, может быть, заразного. Не тронь козла волки, он бы заразил других животных, и началась бы повальная смерть. Выходит, волки спасли от болезней многих зверей в тайге. А какие честные волки! Что бы одному сожрать козла! Задавил и не трогал — ждал, когда прибежит напарник. Меня чуял и всё-таки не трогал…