Свежий ветер
Шрифт:
Выражение ее лица снова изменилось, место гнева заняли обида и боль, и она заговорила так быстро, словно несколько лет сдерживала себя:
– И знаешь, что? Только ты – только ты – из всех, кто был дорог мне, ни на мгновение не усомнился в моей вине. И что еще хуже, в твоем одобрении я нуждалась сильнее всего. Я нуждалась в тебе, а ты не сумел на тридцать гребаных секунд умерить свою гордость и гнев и позволить мне объяснить. Тебе и в голову не пришло, что у меня могут оказаться веские причины, чтобы работать с «Цербером». Нет, ты просто решил, что я чертова предательница. И я знаю, почему ты это сделал, я понимаю, но от этого не легче. Ты не представляешь, чего мне стоило открыться тебе, а ты просто… просто… я…
Руки Джены бессильно повисли, и голос пресекся. Я видел блеск непролитых
«Прости, - произнес я про себя; горло перехватило, не позволяя сказать вслух этих казавшихся никчемными после ее исповеди слов. – Я не хотел, не знал. Я не желал причинять тебе боль. Мне так жаль».
– А что еще хуже… - Джена нервно провела пальцами сквозь волосы, смотря на меня безумным взглядом. – Я… Я была ребенком-солдатом. Ты хоть понимаешь это? Меня использовали всю жизнь, я никогда не знала хорошего обращения. Все, что у меня когда-либо было, я заработала в борьбе. Во всем этом ужасном мире существует всего несколько человек, которые на самом деле заботятся обо мне. И я отдаю себе отчет в том, что мои эмоциональные реакции далеки от нормальных! Я не тот человек, к которому стоит обращаться с вопросами, что хорошо, а что плохо… но… даже я считаю, что то, как отреагировал ты, было ужасно.
– Джена…
– Нет, ты выслушаешь меня!
– практически прорычала она, казалось, утратив контроль над рвущимися на свободу эмоциями. – Я умерла, Кайден, и, очнувшись в этом новом мире, ощущала себя полностью потерянной: я не знала, кому доверять, что делать. Мне не удавалось отыскать тебя, и, прибыв на Горизонт, я была уверена, что тебя похитили коллекционеры, а когда поняла, что это не так, почувствовала себя… почувствовала себя такой счастливой. – Горячая слезинка скатилась по ее раскрасневшейся щеке, раня сильнее, чем слова. – Я даже не подумала, что это может означать, и просто предположила… что ты вернешься, понимаешь? – Джена шмыгнула носом и раздраженно вытерла глаза. – А ты… ты повел себя так, словно предпочел бы, чтобы я оставалась мертвой; так, будто я стала врагом, несмотря на то, что я… я не делала ничего плохого! А даже если и делала, у меня что, нет права на ошибку? Как у всех остальных. Ты, ты лучше всех должен был знать, как для меня важно нормальное отношение; должен был понимать, что в критической ситуации я приму верное решение. Но ты не усомнился в своей правоте, не стал даже слушать! – Ее полный боли голос надломился, и вместе с этим что-то будто сломалось внутри меня. Кожу покалывало, словно иголками, мучительное осознание своей вины и того, что никакие извинения не искупят мою вину перед этой женщиной, приносило практически физические страдания.
– Я так нуждалась в том, чтобы ты выслушал меня и сказал, что все будет хорошо, но ты не стал этого делать, - продолжила она. – Вместо этого ты повернулся ко мне спиной и разбил мое чертово сердце!
Джена осеклась и резко прижала дрожащие ладони ко рту, словно только так могла остановить готовое сорваться с уст признание. Взгляд ее встревоженных, полных горьких слез глаз поднялся на меня. Я смотрел на нее, пораженно открыв рот, с пугающей четкостью осознавая, что она права, права в том, многое из чего мне не хотелось признавать. Мне следовало знать – обвиняла она меня молча – следовало ожидать, что она будет страдать, что в моей власти причинить ей такую боль, пусть даже я и не хотел этого.
Мне казалось, что меня со всей силы ударили по лицу. Ее раздражение и злость, которые она демонстрировала в моем присутствии, не имели ничего общего с ненавистью. Их причиной служило нечто совсем иное – нечто, с чем она не готова была справляться, потому что сама не понимала природы этих чувств. А я все это время вел себя слишком глупо, пребывая в уверенности, что коммандер Шепард выше подобных вещей, и не заметил свидетельств обратного. Сейчас я все понимал.
Джена медленно опустила руки, и по ее лицу я понял, что с этой вспышкой гнева покончено. Ее блестящие глаза покраснели от злых слез, волосы растрепанными прядями обрамляли лицо, на котором застыло выражение печали, обиды и неизбывного упрямства, словно
Мне захотелось упасть перед ней на колени, расцеловать ее руки и вымолить прощение. Мне хотелось изменить мир, сделать так, чтобы ничего из этого не случилось, чтобы она никогда не умирала, и у меня никогда не появлялось бы шанса причинить ей подобную боль.
– Я знаю, - произнес я наконец хрипло. – И… Мне очень, очень жаль, что все так вышло. Мне жаль, Джена. – Я покачал головой, беспомощно разведя руками, потому что на этот раз мне на ум не приходили слова, способные исправить эту ситуацию. – Я сожалею, что все это произошло, сожалею, что стал причиной твоих страданий. Я с радостью исправил бы все, если бы смог – все, что случилось с момента… с момента твоей смерти.
– Это неважно, - резко ответила Джена, плотнее запахивая халат и вытирая глаза.
– Это все неважно. Ты должен… Ты должен уйти.
С этим она отвернулась, и я запаниковал, решив, что снова теряю ее. Я схватил ее за запястье, отчего Джена вздрогнула и уставилась на мою руку, удерживавшую ее. Она ощутимо напряглась, но не разорвала контакт.
– Я никуда не уйду, - произнес я, ощущая под пальцами биение ее пульса; от удивления Джена чуть разомкнула припухшие губы. – Ни сейчас, ни когда-либо. Я оставил тебя умирать на первой «Нормандии», и это оказалось величайшей ошибкой моей жизни; второй по величине стало то, что я бросил тебя на Горизонте.
Я шагнул ближе, и она взглянула на меня со страхом и неуверенностью. Вот, что мне следовало сказать с самого начала, теперь же оставалось уповать на то, что в ее сердце найдется толика понимания, и она простит меня за то, что я так долго осознавал это.
– Я не могу изменить прошлое, - продолжил я, - не могу взять назад свои слова, не могу притворяться, что не вел себя, как осел… но все это я сделал, потому что… - я осторожно переместил ладони ей на плечи, чувствуя, как ее мышцы расслабляются; Джена с трудом выдохнула, продолжая упрямо смотреть куда угодно, лишь бы не на меня, - потому что мысль о том, что ты вернулась ко мне лишь затем, чтобы я снова потерял тебя, сводила с ума. Ты слишком много значила для меня, до сих пор значишь. Я не хотел снова поддаваться соблазну – ведь тогда пути назад уже не было бы, я не сумел бы тебя отпустить. Я просто не мог потерять тебя снова. Так что я решил держать тебя на расстоянии, не позволяя себе поверить, что… что ты настоящая - в противном случае я не пережил бы этого.
Мне хотелось сказать, что я люблю ее, всегда любил, но я не стал этого делать. Время для подобного признания еще придет. Я скажу это тогда, когда буду в состоянии объяснить, что именно это означает, и почему ей не следует бояться этого. Я ступил еще ближе, видя, как Джена чуть прикрыла глаза и снова судорожно вздохнула. Склонившись, я коснулся лбом ее лба, и она осталась неподвижной, не отвечая на жест, но и не отстраняясь. Зажмурившись и сжав губы, она словно боролась сама с собой.
– Но теперь мне все равно, - признался я тихо, ощущая, как горяча ее кожа. – Мне все равно, что произойдет – я просто хочу вернуть тебя. Боже, Джена… - Ее волосы щекотали мое лицо. – Я хочу, чтобы все снова стало так, как было когда-то, когда между нами не стояло ничего, когда жизнь казалась прекрасной. Я хочу вернуть нас. И если ты на самом деле желаешь, чтобы я ушел, я уйду, но только после того, как ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что не хочешь вернуть меня.
– Мы… мы не можем, - прошептала Джена. Она открыла свои янтарно-золотые глаза, полные слез, и взглянула на меня. – Мы не можем вернуться в прошлое. Я умерла. Прошло почти три года. Теперь все идет наперекосяк. Все изменилось. Тогда мы могли игнорировать происходящее вокруг, но не сейчас… - она решительно покачала головой, напомнив мне ребенка, отказывающегося принимать лекарство. – Я… Кайден, для меня все это очень болезненно. То, что произошло с нами… – Джена положила подрагивающие ладони мне на предплечья, словно не до конца верила, что я на самом деле стоял перед ней. – Я потеряла два года, и у меня не было времени справиться с этим. Я до сих пор… Я просто… кажется, что все происходящее сводит меня с ума, и я не знаю, как с этим разобраться, а твое присутствие…