Свидание с небесным покровителем
Шрифт:
– Следов насилия вроде нет, – заметил Зарубин, подошедший к кровати с фотоаппаратом.
– Позвольте это мне решать, – вклинился Ротшильд. Он просто сатанел, когда кто-то пытался делать выводы, которые, по его мнению, мог сделать только он, патологоанатом. – Вот уже вижу небольшой синяк на предплечье… Понятное дело, дилетант его не заметит, но профессионал… – Он самодовольно посмотрел на Зарубина. – В общем, я бы предположил, что жертву насильственно удерживали в кровати…
– Уж если на то пошло, то в нее насильственно впихивали таблетки! – фыркнул Смирнов.
– Это
– А это тогда откуда взялось? – спросил Зарубин, ткнув пальцем в вырванный из блокнота листок. Он был розового цвета, с сердечками по углам, а по центру красивым ровным почерком были написаны какие-то строки. – Предсмертная записочка, судя по всему…
– Стихи, – сообщил Леха, склоняясь над запиской. – Ща зачту…
И он, подражая манере Беллы Ахмадулиной, нараспев продекламировал:
Я не живу, а существую.Я не парю, а лишь держусь.Хотела я судьбу другую,Где только радость, а не грусть.Нет больше сил, они иссякли.Так больше жить я не могу.Пустив слезы всего две капли…Перекрестившись, ухожу!– Хрень, – оценил Инессины поэтические изыскания Зарубин.
– Крик души, – с упреком протянул Ротшильд. – А ты… Что бы понимал?!
– Я, между прочим, в поэзии отлично разбираюсь!
– Это типа в буриме хорошо играешь?
– Не только… В детстве сочинял. Мои стихи даже в «Комсомольской правде» и журнале «Смена» печатали!
– С Зарубиным я согласен, – подключился к их диалогу Смирнов. – Стихи дрянь. Но мы сейчас не поэтический конкурс судим, поэтому все это не имеет значения. Главное – эти два четверостишия можно смело расценивать как предсмертную записку… – Тут он увидел на столике большой блокнот, обложку которого украшал окруженный сердцами амур, и, схватив его, воскликнул: – Листок отсюда вырван! Ну-ка, ну-ка, позырим… – Леха быстро пролистал блокнот. – Ага, точно. Покойница тут свои стихи записывала… Красивым, ровным почерком. То есть это чистовик! И, что интересно, страница вырвана из середины!
– И что из того? – не понял Зарубин.
– Стих написан не вчера. После него была еще куча всяких поэтических зарисовок. И ни в одной нет про смерть…
– А про что есть?
– Про природу много. Видимо, местные пейзажи ее вдохновляли… – Он отложил блокнот и обратился к Голушко: – Странно это, не находишь? Предсмертную записку заранее писать.
Митрофан пожал плечами. В данный момент его интересовала не записка, а обнаруженный рядом с кроватью сотовый телефон, на дисплее которого мигал значок Интернета.
– Смотри, какая продвинутая женщина была, – сказал Митрофан, поднимая телефон и показывая его Смирнову. – Услугой «мобильный Интернет» пользовалась.
– У меня скоро разовьется комплекс неполноценности, – проворчал Леха. – Такое ощущение, что все,
– Я тоже не знаю, – успокоил его Голушко.
– Зато все наши покойнички были активными его пользователями. Особенно Синицын. Аж с собой в «Эдельвейс» ноутбук притащил.
– В игрушки играть, наверное.
– Не только. Иначе зачем было брать с собой модем?
– Модем – это такая маленькая штучка, которая в бок ноутбука была вставлена? С логотипом известного оператора мобильной связи?
– Совершенно верно.
– Кстати, а где сейчас компьютер парня?
– Вместе с другими вещами покойного возвращен родителям.
– Надо забрать, – решительно сказал Митрофан.
– Заберем, – согласился Леха.
– Телефон Миловой тоже понадобится. Поглядим, какие сайты наши самоубийцы посещали. Вдруг одни и те же?
– Славик один со всем не справится…
– Ничего, найдем ему помощников!
– Телефон я могу посмотреть, – подал голос Зарубин. – У меня похожий. И я тоже выхожу с него в Интернет…
Митрофан протянул аппарат фотографу. Тот тут же принялся жать на клавиши. А Голушко со Смирновым вернулись к прерванному разговору.
– Слушай, Мить, я вот подумал, – начал Леха. – А что, если их всех зомбировали, а? Через Интернет?
– Каким же образом?
– Ты что, про двадцать пятый кадр не слышал?
– А… Вон ты о чем. Слышал, конечно, но, по-моему, он так убойно не действует. Максимум, что можно при помощи него заставить сделать, это купить вещь, которая тебе совершенно не нужна.
– А вдруг сейчас что-нибудь новенькое изобрели? Гораздо более убойное, как ты говоришь?
– Все, конечно, возможно, но смысл? Я больше склоняюсь к мысли, что все наши самоубийцы посещали сайт какой-нибудь секты, где им систематически промывали мозги… Возможно, не без помощи упомянутого тобой двадцать пятого кадра!
– Самоубийцы, говорите? – вклинился в их диалог Ротшильд. – Боюсь, в данном конкретном случае речь идет о насильственной смерти!
– Что ты имеешь в виду? – подскочил к нему Леха.
Судмедэксперт молча взял длинный пинцет, засунул его в приоткрытый рот покойницы и через несколько секунд вытащил из него таблетку.
– Застряла в горле, – прокомментировал он.
– И что из того?
Но Ротшильд был не из тех, кто сразу раскрывает свои карты.
– Теперь сюда посмотрите, – сказал он, загадочно улыбнувшись, и указал на шею покойницы.
– Смотрим, – обреченно выдохнул Леха. Он знал, что от эксперта можно чего-то добиться только в том случае, если соглашаешься на его правила игры.
– Синяки. – Ротшильд ткнул пальцем в небольшой кровоподтек под скулой и еще менее заметный за ухом. – А еще на предплечье, его я вам уже показывал…
– И?..
– Судя по ним, я делаю вывод – над женщиной были произведены насильственные действия. Надеюсь, пояснения не требуются?
– Еще как требуются.
– Что ж… Раз вы такие непонятливые, я вам наглядно продемонстрирую… Смирнов, ложись!