Свидание за гробом
Шрифт:
– Дак нет, слушай, все обошлось! За тебя там вступились - повыше его.
– Неужели директор?
– Нет, директора не было, он в Москве. Его заменяет Ирина Николаевна, зам.
– Так она?
– Ну да! Она вообще очень хорошая, я ее сильно уважаю, еще с тех пор, как Михалыч меня хотел перевести в изолятор, а там зарплата хреновая, работа куда тяжелее, да и привыкла я с нашими ребятами. Дак я - к ней. Просила, объяснила всё. Аж...
– Подожди, не тараторь, Сонька. Значит, ты говоришь, это она не дала
Инга живо представила эту красивую, немного массивную женщину лет сорока пяти с достоинством на умном лице. Ей давно казалось, что они похожи, она видела, как совмещается в Ирине деятельное добро с той же самой грустинкой, как у нее. Однажды замдиректора обмолвилась: "Как же я могу уйти отсюда? А они, ребята? Как же они без меня?"
– И что она возразила нашему индюку?
– А что-то вроде (я уж точно не помню, но вроде), что та, другая воспетка, Олимпиада Павловна, дак та действительно не работает ни хрена, только чаи с подругами пьет весь рабочий день в швейной мастерской. Ее с ребятами никогда и не увидишь. Не занимается она ими. Только на праздник показуху делает. А вот ты все время с ними возишься, обучаешь, на речку водишь, только и находишься в их кругу весь день.
– И даже перерыв. И еще, - да ладно...
– Она так хорошо сказала за тебя! Во! Михалыч сразу язык в жопу засунул и не возникал больше.
– Ну спасибо, Сонюшка, ты меня успокоила, зайка. Все-таки легче как-то стало.
– Пошли ко мне! Чаю попьем, у меня наливка есть вишневая, щас рулетик возьмем в магазине.
– Да знаешь, я бы с удовольствием. Но скажу тебе честно, как самой близкой подружке, боюсь я твоего Сережку. Достал он меня в прошлый раз. Что он у тебя такой сексуально озабоченный?
– Ой, Инга, я ж тебе говорила, не обращай ты на него внимания. Я дак привыкла уже: он, когда выпьет, дак ко всем бабам лезет целоваться, особенно к новым. Ну что с ним сделаешь?
– У него что, запой перманентный?
– Какой-какой?
– Ну, значит, постоянно водку жрет, без продыху?
– Нет, бывает тверезый. Только тогда злющий, никого не замечает.
– Понятно. Не обижайся, Сонюшка, но я уж лучше в другой раз. Когда его дома не будет. Вот тогда мы с тобой и посидим. Не нравится мне, чтоб меня в прихожей сходу зажимали.
– А я и не видела. Я тогда клюкнула маленько. А то б я его по башке веником! Или, может, я к Нинке вышла, к соседке? Он, если выпимши, дак и Нинку, соседку, часто зажимал. Я уж привыкла в общем-то.
– На мое счастье он уже еле на ногах стоял, не сумел с меня трусы снять. Я его отпихнула - и к лифту. Он еще, слышу, в шахту лифта орет сверху свой служебный телефон. Мать его так... И, хоть убей, не пойму, как ты все это терпишь, Соня? Я скажу тебе честно: я тебя очень люблю - ты такая простая, мне так с тобой легко. Но очень жалею. Как ты живешь с ним? При том, что он еще и дерется. Где ты силы берешь?
Они уже подошли к остановке.
– Я не пойду дальше. Тут сяду на 101-й, как раз до дома. Сонюшка, милая, я не обидела тебя?
– Нет, что ты.
– Сонечка еще больше ссутулила спину, тонкое личико с мелкими птичьими чертами стало как у старушки, и непонятно было, сколько ей лет. В рыженьких жидких волосах-кучеряшках заметна преждевременная седина.
"Какая она маленькая, слабая, - подумала Инга.
– Ей еще хуже живется, чем мне. И как она плохо, по-старомодному одета... Вот получу деньги, непременно куплю ей кофточку модную. Может, ей и моя черная юбка подойдет".
– Я знаю, все верно, ты правду говоришь. Спасибо, Инга, когда-то же нужно было это сказать. До сих пор много было всяких его штучек-дрючек, но чтоб такое, чтоб уже...
– Плюнь ты на него, не расстраивайся из-за дерьма. Ведь сама же живешь с ним, никуда не уходишь. Хотя и могла бы. У тебя есть мать, есть, куда уйти. Детей нет, ничто не удерживает. Ты - вольный человек. Ан не уходишь. Значит, любишь, привязана, а, может, квартиру жалко. Или нет сил сломать весь уклад своей жизни? Ну так терпи. Не обращай внимания, не замечай всего этого...
– А как бы ты поступила, Инга?
– Я не имею права давать тебе советы. Я - это я, а ты - совсем другое. Тебе мои советы не пригодятся. У меня тоже был муж не из лучших. Не шлялся, правда, но так скандалил и психовал, что жить было невозможно. Вот я и ушла. Вот и живу с малым в общежитии. Тоже далеко не семейное счастье.
– До чего же мы с тобой обе...
– Сонечка не нашла слова, только горестно скривила бледное, подрумяненное личико.
– Жисть какая-то...
– вздохнула она еще раз.
– И вот потому, что я на такое "добро" натыкалась, и не раз, я и люблю Сашеньку. Тебе это кажется смешным, да?
– Нет, Инга, нет.
– Снова вздох, молчание.
– Я тебя понимаю. Он - лучший из мужчин. Если бы не... ты сама понимаешь... я бы только за него вышла замуж, - она мечтательно улыбнулась бескровными губами.
– Он просто, я думаю, откуда-то из тьмы веков, из тех времен, когда мужчины умели любить. И за свою любовь, за честь женщины готовы были пойти на эшафот. А теперь... тянут за резинку от трусов, вот и вся любовь.
– Я знаю, Инга, давно замечаю, как он ждет тебя. Как Бога! Ты заходи к нему почаще. Однажды было, что я тебя отвлекла разговорами, он так злился на меня. Это всё, чем он теперь живет. Я смотрю на вас с восхищением. Какой бы он ни был изуродованный, но это же любовь! Я так радуюсь за вас.
– Чему тут радоваться, Сонечка, милая? У этой любви ведь нет будущего. И я тебе скажу, пора уже сказать, только ты ему не говори пока, ни в коем случае, слышишь, не говори: я скоро уеду.
– Как!!!