Шрифт:
Глава 1. КЛЮКВА КРУГЛЫЙ ГОД
– Ну? – спросил он. Двери распахнулись…
Есть множество способов разделить человечество. Первым, как и положено, это сделал Господь Бог во времена строительства известной башни в городе Вавилон. С той стародавней поры люди без устали продолжали это занятие, находя все новые и новые причины для того, чтобы не быть вместе. Но быть и совсем врозь им не очень-то нравилось – так появлялись неожиданные, а иногда забавные союзы, непредусмотренно возникавшие вне общественных
Одни носят усы и бороду, другие бреют лицо; одни любят плавать, другие боятся воды, как огня, хотя, может быть, как раз огня, пламени они не боятся. Одни не могут обойтись без очков, другим они не нужны даже в старости. Одни – завзятые шахматисты, другие – неисправимые картежники. Человечество делится на рыжих и всех остальных, самовлюбленных и не уверенных в себе, музыкальных и с ушами, отдавленными медведем…
А еще известно: часть человечества начинает день с чашки чая, а часть – с чашечки кофе. Есть, конечно, также любители какао и жаждущие опохмелиться, но и эти, пожалуй, не столь многочисленные группы граждан могут быть поделены между чайниками и кофейниками.
Член Московской городской коллегии адвокатов Юрий Петрович Гордеев, бесспорно, принадлежал к числу убежденных поклонников напитка, завезенного на Русь из монголо-китайских пространств еще во времена царя Михаила Федоровича, то есть три с половиной века тому назад. Он полюбил чай с детства, оказавшись верным другом-чаевником своему деду, старому московскому адвокату Павлу Яковлевичу Шорникову. Собственно, за чаем дед отводил душу в воспоминаниях, так и не успев узнать, что внук кроме особых рецептов заварки чая перенял у него веру в вечную предназначенность судебного защитника – несмотря ни на что, по слову поэта и вместе с ним призывать милость к падшему, к преступнику.
Но сегодня утром знание дедовских секретов заварки чая Юрию Петровичу не требовалось. Гость, с вечера находившийся в квартире Гордеева, наутро пожелал кофе, чем несколько смутил хозяина. Распахнув дверцы кухонного шкафа, он обнаружил, что банка для кофе, оттесненная коробками и шкатулками с разнообразными чаями в самый угол, пуста. Не сразу вспомнил Гордеев, что все домашние запасы кофе были выпиты другой его гостьей пару недель назад… да тогда было не до того, что и как они с ней пили…
Гордеев улыбнулся невольным воспоминаниям и вздохнул: последующей встречи со страстной любительницей кофе пока не состоялось: лето – кто на дачах, кто на морях, кто…
Как последнюю надежду достал он кофемолку и – о радость! Все правильно: гостья начала молоть оставшиеся зерна, но так музыкально нажимала на кнопку, так перекатывала цилиндр агрегата в своих ладонях с длинными пальцами, что господин адвокат потянулся к вилке, выдернул ее из штепселя и…
– Тебе повезло, Елисей! – крикнул Гордеев в сторону ванной. – Получишь свой кофе. Здесь как раз на одну джезву хватит.
Гораздо чаще, чем романтические встречи, в холостяцкой квартире Юрия Петровича происходили непредусмотренные посиделки, пирушки и попросту ночевки появлявшихся ни с того ни с сего московских гостей. В столице всегда были проблемы с гостиницами: раньше невозможно было снять номер, теперь – дорого, а друзей, приятелей и тех, кто считал себя друзьями и приятелями Гордеева, у него всегда хватало. И хотя, по неписаному правилу профессии, Юрий Петрович старался избегать домашних отношений со своими клиентами, не только в период ведения дела, но даже с бывшими, после завершения процесса, правила – одно, а жизненные обстоятельства – совсем другое.
Сегодняшний же гость – случай совсем особый (правда, их и нет – не особых, если поразмыслить немного). Елисея Юрий знал с университетских лет, и каждая встреча с ним оставляла что-то в памяти. Не обязательно полезное. Просто запоминающееся.
Елисей вышел из ванной. Что он там делал – непонятно. Шума воды в душе не было слышно, негустая бороденка Елисея свидетельствовала, что бритвенные принадлежности гостю тоже не понадобились. Глаза, наверное, промыл – да и ладно, подумал Гордеев, доставая из холодильника масло и колбасу.
– Кофеек – это неплохо, совсем неплохо, – сказал Елисей, усевшись за стол. – Слушай, может, у тебя и сливки есть? Ну молоко, на худой случай.
Гордеев был не из тех людей, которые умеют неустанно удивляться всему подряд. И может быть, потому он и не тяготился никогда встречами с Елисеем, что тот мог его удивить, и делал это непрестанно.
Елисей заявился к нему вчера вечером без копейки денег. То есть без копейки, рубля, ста рублей, не говоря о двух тысячах, которые стоит жетон в метро или троллейбусный билет. Столько же стоит жетон телефонный: последние тысячи Елисей потратил именно на него – дозвонился до бывшего однокашника, убедился, что тот дома, и приехал. В метро контролерша его пустила уже Христа ради: что говорил ей Елисей, осталось неизвестным, но Гордеев знал, что, если бы без денег попытался попасть за турникет и он, Елисею пришлось бы давать ему фору: почему-то здесь адвокатское красноречие и опыт работы в прокуратуре уступали жизненному опыту недоучившегося юриста. Билет на троллейбус или автобус Елисею был не нужен: Гордеев жил в двух шагах от «Краснопресненской». Впрочем, и здесь: попытайся они прокатиться зайцем, Гордеев попался бы уже через остановку, а Елисей заморочил бы головы целой бригаде контролеров.
Вместе с тем, в отличие от Гордеева, который никогда не сидел без денег и не только умел их тратить, но и зарабатывать, проблема денег, или, как он говорил, пропитания, для Елисея была вечной и совершенно от него неотделимой. Он был ровесником Гордеева, более того, они родились в один день и год, что тоже, возможно, поддерживало их знакомство, но, в отличие от Юрия Петровича, который после университета ограничил свое трудоустройство прокуратурой и адвокатурой и места работы менять не собирался, Елисей, наверное, и сам не мог уже вспомнить, сколько их у него, этих самых мест работы, в трудовой биографии было.
И при этом стоило Елисею перейти из привычного ему пространства неустроенности и безденежья в более или менее благополучную среду, как он мгновенно преображался и просил, если не сказать – требовал своего: кофе! и чтоб со сливками…
– Увы, Елисей, чего нет, того нет, – развел руками Гордеев. – Молоко только в виде масла. Само по себе не пью, покупаю его только для овсяной каши, но это в демисезонные времена года.
В ожидании кофе Елисей намазывал маслом кусок подсушенного в тостере хлеба, одновременно жуя своеобразный бутерброд, который он соорудил из двух кусков сыра, разложив между ними кружки колбасы.
– А джема у тебя тоже нет? – спросил он, завершив укладывание застывшего масла на хлеб.
– Сейчас лето, зачем? – удивился Гордеев, придвигая сахарницу ближе к гостю.
– Да не пью я с сахаром! – досадуя, сказал Елисей. – А про лето ты зря. Если не фрукты, то ягоды надо есть круглый год. У нас на севере мы клюкву, например…
– А у нас не север, а Москва. – Гордеев достал из кухонного шкафа большую проволочную вазу-финифть, наполненную конфетами. – Вот тебе вместо клюквы. Какие-то карамельки. Ирис, по-моему, тоже есть.