Свидания
Шрифт:
Я тебя ждала, повторила она, когда мы по проложенной среди кочек парка Тино Росси лестнице поднимались к набережной Сен-Бернар. Я ждала тебя три дня.
Она высвободила локоть и сама взяла меня под руку. Сжала мне локоть. Я понял, что происходит что-то ненормальное. Отстранился слегка. Не то чтобы я хотел от нее освободиться, вовсе нет, мне даже понравилось, что она взяла меня под руку, это было трогательно, но замедляло ходьбу. И потом, насчет трех дней тоже не очень понятно.
Надо было позвонить раньше, сказал я. Я бы пришел.
Мы стояли теперь на тротуаре набережной Сен-Бернар, от зверинца нас отделяла лишь бешеная скорость проносившихся мимо автомобилей, такая, что, несмотря на их малое количество, мы не могли перейти улицу без риска. Я нажал кнопку светофора. У края проезжей части теплой ночью мы стояли одни и ждали, когда светофор позволит нам двинуться дальше. Я нервничал. Из-за детей.
Я не хотела звонить тебе раньше, сказала Одри, отпустив мою руку. Это трудно объяснить.
Для машин наконец зажегся красный.
Объяснишь потом, сказал я. Переходим.
Я ступил на проезжую часть. Ей пришлось последовать за мной. Хочешь не хочешь. Открыл ворота своим ключом. Мы вошли в сад. Звери все уже попрятались, кроме, понятно, птиц по правую руку, спавших на открытом воздухе. Шум набережной остался позади, нас встретила темнота. Одри молчала, ожидая приглашения заговорить.
Мы обогнули фонтан, поднялись на крыльцо с колоннами, пошли по лестнице, ключи от квартиры я держал в руках. Я впустил Одри к ней домой. Дети, похоже, спали. Одри принялась шагать взад-вперед по комнате. Проблема ходьбы не решилась.
Не хочешь присесть?
– спросил я.
Нет, она явно не хотела. Наши взгляды скрестились. Разошлись. Сошлись снова. Мы посмотрели друг другу в глаза. Я смутился. Одри тоже. Мы оба не знали, что делать.
Ты говори, говори, сказал я. Я сяду. Можешь на меня не смотреть. И я на тебя не буду, если не хочешь.
Я отвел глаза, сел, подождал. Одри прошествовала мимо меня к окну.
Не говори ничего, стоя ко мне спиной, заметил я. Так обычно делают в кино. Мне сейчас смешно станет.
Вообще-то мне было не до смеха.
Так лучше, сказала она.
Ну, спиной так спиной.
Хорошо, сказал я, стой, как хочешь.
Она произнесла фразу, выражавшую, судя по всему, законченную мысль. Но я ее не расслышал.
Я не расслышал, сказал я.
Одри обернулась.
Я ушла, чтобы ждать тебя, сказала она.
Она снова заходила по комнате. Я остался с ее фразой на руках. Фраза кое-что весила. Хорошо еще, я сидел и мог спокойно разглядывать свои ботинки. В этом удовольствии я себе не отказал. Наконец Одри тоже села, думаю, чтобы сменить положение. Села в кресло и, к счастью, не напротив меня.
Кажется, я что-то понимаю, сказал я. Но не совсем. Если тебя не затруднит, объясни поподробнее. Возможно, правда, я требую слишком многого. Тогда тоже скажи.
Я был совершенно открыт. Готов был даже ошибиться. Меня не смущало, что я могу ошибиться. Одри держалась очень мило.
Что ты понимаешь?
– спросила она.
То, что ты сказала. Ты ушла, чтобы ждать меня.
По моему виду нельзя было сказать, чтобы я много понимал. Собственно, кроме этой фразы, я ничего не понимал.
Ушла откуда?
– спросил я.
Думаю, это был правильный вопрос, даже если она на него уже ответила.
Из дома.
Она села. То есть нет, она уже сидела. Просто задвинулась поглубже. В мягкое кресло.
Я больше не могла выносить Симона, сказала она мне. Когда я начала тебя ждать, я перестала его выносить. Нет, не так, я не выносила его и раньше. До того как начала тебя ждать. Но тебя я жду уже довольно давно. Год. Полгода. Особенно с тех пор, как ушла Клеманс.
Три месяца, уточнил я.
Я реагировал вяло. Регистрировал информацию, и только. Предполагал обобщить ее. Но позже.
И тогда я стала тебя хотеть, продолжала Одри. (Она обращалась вовсе не ко мне.) А Симона не хотела. И ждать тебя у него дома тоже не хотела. Тем более что ты перестал приходить. Я решила ждать тебя в другом месте.
На барже, догадался я.
Я пытался обозначить для нас точки отсчета.
Все равно где, сказала Одри, по-прежнему не глядя на меня. К счастью. Все равно где, но не в его доме, добавила она, куда ты перестал приходить. В таком месте, куда бы ты сам ни за что не пришел. Но где я могла бы ждать тебя. Я ведь прождала целых три дня. Только потом позвонила.
Эта идиотка, конечно, напомнила мне о Клеманс. Я встал.
Ты единственный, сказала она мне.
Я предпочел спросить, не хочет ли она взглянуть на детей.
Неудачный вопрос. Не дожидаясь ответа, я поинтересовался, что должен передать Симону.
Не знаю, ответила она. Я ничего не знаю о своей жизни.
Я, вероятно, выглядел растерянным. Я и был растерян. Она тоже.
Думаю, для начала надо успокоиться, предложил я.
Наступило молчание. Немного помолчать было просто необходимо. Мы сидели в креслах лицом к дивану. На диване я на мгновение вообразил Симона с нянькой. Когда-нибудь потом, позже.
Причем сильно позже, сказал я себе. Я чувствовал, что не готов. Надо было подумать. И все-таки посмотреть на Одри. Увидеть ее. Чуть-чуть позже, сказал я себе.
Взглянул на часы. Половина двенадцатого. Интересно, когда вернется Симон. Вот не догадался у него спросить.
Я не знаю, когда вернется Симон, сказал я. Тебе нельзя больше задерживаться. А я должен остаться.
В сущности, я и обдумать ничего не успел. Это меня нервировало. Для спокойствия придется выбрать другое время.