Свинцовая орда
Шрифт:
— Хорошо, — сказал я, — завтра утром уезжаем! Как-то тревожно тут у вас стало, знаете ли. Народ больно горячий. Вы собирайтесь, уважаемые, пожалуйста, а мы спать пошли. Устал я чего-то.
Мне и правда очень захотелось спать. Я сегодня так изнервничался, а завтра нужно было рано вставать, садиться за руль (тут я, однако, еще не решил, сесть сразу самому или сначала доверить руль владельцу, если он на местных кочках и выбоинах свой дорогостоящий драндулет грохнет, то пусть сам за него и отвечает; знаю я этих фрицев: я чего стукну, а он потом с меня через наше начальство будет компенсацию вытрясать; а машина больно
Я взял у Олега Карловича свой матрац, зашел в беседку, быстро постелился и сразу уснул. А Леха и Славик, разумеется, позаботились о себе сами. Не маленькие.
Глава 8
Ночью меня что-то разбудило. Спросонья я никак не мог сообразить, чего так испугался. Я машинально взглянул на часы, которые не стал снимать с руки перед сном. Они показывали 22:14. И тут я понял, в чем дело. Послышались выстрелы. И это был не фейерверк. Палили конкретно.
— Что за хрень? — спросил Слава, который тоже не спал. Служба в Дагестане не прошла для него даром, он пятой точкой почувствовал неладное.
Леха тоже зашевелился.
— Не знаю, Славик, — ответил я встревоженно, — стреляют. И палят конкретно, я вам скажу, господа.
— Может, война?
— А кто с кем? — спросил я и тут же сам себе ответил. — Киргизы с узбеками. Братья, мать их.
Леха присвистнул:
— Это мы попали, пожалуй.
— Так, братва, подъем. Ждите тут.
Я быстро оделся. Сердце стучало у меня в груди как молот. Как перед боем — я до сих пор помню это адреналиновое чувство. Я постучал в хозяйское окно: оно светилось, спать там еще никто и не ложился. Мне показалось, что я слышал звук работающего телевизора.
— Чего вам? — не слишком-то дружелюбно высунулся в окно Олег Карлович. Он выглядел очень расстроенным; я подумал, что это из-за предстоящего завтра расставания, но сейчас время предаваться сантиментам было не самое подходящее.
— Олег Карлович, выйдите, будьте любезны, во двор. Мне кажется, в городе стреляют.
— Ну, мало ли. Свадьба какая…
— Нет, уж вы все-таки выйдете, — настаивал я и постепенно начинал злиться.
Олег Карлович вздохнул и закрыл окно. Через несколько минут он подошел ко мне. Вдвоем мы вышли за калитку. В этот момент начали стрелять еще сильнее, и как раз где-то в том районе, куда мы ездили утром, что-то полыхнуло. Олег Карлович переменился в лице. Он повернулся ко мне, и в ночном освещении его лицо показалось мне пепельно-серым.
— Это очень серьезно, — сказал Олег Карлович. — Может быть, вы прямо сейчас выедете?
Я задумался. С одной стороны, тащиться по совершенно незнакомой мне местности ночью не хотелось. Тут и днем-то дай бог проехать… С другой стороны, мысль о том, чтобы убраться из Оша прямо сейчас, грела мне душу.
— Ладно, — наконец решил я, — давайте прямо сейчас. Поднимайте всех.
Мы разошлись. Я подошел к беседке, призывно свистнул товарищам, и мы вместе подошли к крыльцу. Однако вместо Олега Карловича и компании на крыльцо вышли Нина Иосифовна и Хельга.
— Никуда мы сейчас не поедем! — заявила молодая немка. — Здесь ночью на «Порше» не проедешь. Это я вам точно говорю. Мы днем-то насилу проехали с его клиренсом. А сейчас мы просто где-нибудь сядем на днище и вообще неизвестно когда отсюда сможем уехать. А сколько будет стоить ремонт после этого, вы хоть представляете?
Нина Иосифовна молча качала головой, но вид у нее тоже был довольно решительный. Слова Хельги смутили меня.
— Давайте посмотрим машину, — сказал я, наконец. — Я ее за все это время ни разу не видел.
Хельга молча ушла в дом, оттуда вскоре выбежал с ключами одевающийся на ходу Игорек, и мы с ним вдвоем отправились в гараж. Зашли. В первую очередь я взглянул на пресловутый клиренс. После слов Хельги я, разумеется, предполагал самое худшее, но мои опасения, к счастью, в полной мере не подтвердились. Ехать было можно, хотя, конечно, не очень быстро. Кстати, я поставил плюсик Игорьку — днище «Порше» было укрыто солидной металлической защитой. Наверное, когда ночью она цепляется за очередную выпуклость на асфальте, во все стороны красивым фейерверком летят огненные искры. Однако в этот момент я все же вспомнил незакрытые люки, которых полным-полно в Оше, представил, как мы в темноте въезжаем в один из них, и все-таки с сожалением признал правоту наглой немецкой девчонки.
Мы снова вернулись к крыльцу, которое постепенно стало превращаться в некий центр нашего маленького мирка. Здесь собрались все — и Славик, и Леха, и старики, и молодые немцы.
— Извините, Олег Карлович, — сказал я, — мы сейчас действительно не можем выехать. По местным дорогам — не на такой машине. Не дай Бог, где-то застрянем… Я уже не говорю про открытые люки. Это вообще будет страшно.
Олег Карлович, что можно было различить даже в неясном ночном освещении, выглядел очень расстроенным.
— А если пешком? — неожиданно предложил он. — Если сейчас выйти по улице, идти до конца, потом еще улицу направо и тоже до конца, и вы выйдете из города. А там… А там видно будет.
— Я без машины никуда не уйду! — зарычал Игорек. — Мне без нее возвращаться никак нельзя. Да и как добираться до Германии без машины?
— На самолете, — зло сказал я, но развивать тему не стал.
Все ненадолго замолчали, не понимая, что, собственно говоря, нам теперь нужно делать?
В этот момент стрельба началась в другом отдаленном от нас месте, и там что-то полыхнуло. Мы все замерли, потому что даже любому тугоухому индивидууму было бы ясно как белый день, что стрельба стала несколько ближе.
— Твою же мать! — сказал Слава громко и, как мне показалось, испуганно.
В этот момент в доме погас свет. Олег Карлович с необыкновенной для его почтенных лет резвостью рысью пробежался до калитки, отважно вышел за нее на улицу и тут же вернулся обратно.
— По всей улице нет света, — проинформировал он нас, — и, боюсь, что на соседних улицах тоже. Во всяком случае, знакомые мне фонари во дворах не горят.
Теперь на улицу пошел я сам. За мной увязались и Леха, и Славик, и дед, и даже Игорек. Хельга и Нина Иосифовна вернулись в дом. Я заметил в окне слабый огонек керосинки. Такой пользовалась прабабка в моем глубоком детстве. Резкая вонь и копоть от этого прибора освещения тут же всплыли у меня в памяти.