Свинцовый хеппи-энд
Шрифт:
– Стой, гадюка, стой, хуже будет, - раздается за спиной грозный голос Кандыбы.
Кузьмичев молчит, он только шипит, тяжело дышит, хрипит. Как-никак ему идет шестой десяток.
Она больше не может, у нее останавливается дыхание. Такое ощущение, что сейчас разорвется сердце, так она устала. Ноги - ватные, а в висках стучит, словно маятник. Господи, за что ей все это?! За те преступления, которые она совершала?! За ограбленные квартиры? За сожженные дачи? Но ведь она бы могла жить по-другому, она всю жизнь напряженно борется за свое существование, почему
– Вот и все, - наконец, раздается хриплый от усталости голос Кузьмичева, и его потная рука дотрагивается до ее спины.
– Попалась... Ну, сейчас ты узнаешь, почем что и как. Скоро твой крутой папаша получит какую-нибудь часть твоего нежного тельца и будет несговорчивее.
Он задыхается, ему трудно говорить, и тем не менее он говорит, чтобы ей стало страшнее, чтобы силы совсем оставили ее. И он добивается своей цели, она замедляет бег.
– Кого еще черт несет?
– слышит она голос Кандыбы. Он орет на несущийся на них военный "уазик".
Она видит в машине свое спасение, делает последний рывок. Только бы машина не проехала, только бы она остановилась. А может быть, это едут именно за ней, едут, чтобы ее спасти из этих страшных лап...
– Мама!
– кричит она.
– Папа! Сережа! Помогите мне!
Машина резко останавливается. Открывается дверца, и сильная рука помогает ей сесть.
– Стой!
– закричал Кузьмичев, целясь из пистолета в водителя.
– Пригнись!
– слышит Марина голос рядом и, даже не глядя на его обладателя, пригибается. И тут же раздаются сразу два выстрела. Кузьмичев и Кандыба стреляют почти одновременно.
Водитель "уазика" резко разворачивается. Затем тоже вытаскивает пистолет и стреляет в Кузьмичева. Марина видит, как тот падает, чтобы в него не попала пуля. Еще один выстрел водителя - и снова мимо.
Все, водитель нажал на педаль акселератора и погнал машину по неровной дороге. Вдогонку гремят выстрелы. Но они уже вне пределов их досягаемости, на сей раз выдержка подвела Кандыбу, он не попал ни в водителя, ни в колеса, ни в бензобак. Слишком уж неожиданно все повернулось.
И только тут Марина повернула голову к своему спасителю.
– Господи, - прошептала она, узнавая его.
– Это вы?
– Я, девочка моя, я, - ответил Георгий Климов, отрывая руку от руля и дотрагиваясь до ее плеча, дрожащего как в лихорадке.
– Откуда вы взялись?
– Происходящее кажется ей некой фантасмагорией, до того все это нереально и странно.
– Долгая история, - горько усмехнулся Усатый.
– Когда-то нас послал твоей матери дьявол, теперь меня послал тебе бог. Об одном жалею - что не попал в него. Живуч, однако, Славик Шмыгло. Ох, живуч...
– Какой Шмыгло?
– не поняла Марина.
– Еще более долгая история, - ответил Усатый.
– Но я тебе все расскажу несколько позже. Ты
Теперь у Марины появилась возможность внимательно поглядеть на Климова. Собственно говоря, она помнила его только по давнему свиданию в Бутырской тюрьме в девяносто первом году, все остальное - детские отрывочные воспоминания.
Теперь ему было где-то под пятьдесят. Его непокрытая голова была совершенно седой, он очень исхудал, щеки ввалились, а лицо было какого-то пепельного цвета. И только густые седые усы и задорно блестящие черные глаза напоминали о том человеке, который вместе с Надеждой приходил к ней на свидание в тюрьму. Климов был одет в кожаную куртку, шея повязана черным вязаным шарфом.
– А где...
– Марина замялась, не зная, как ей назвать свою приемную мать, похитившую ее у настоящих родителей.
– Надя-то?
– вздохнул Усатый.
– Она умерла.
– Давно?
– Да уж почти пять лет. Это было в новогоднюю ночь...
– Она болела?
– Нет, это я болел. И теперь болею. Только никак не помру. А она... Она повесилась, Марина...
– Что вы говорите?!!!
– Да вот... Причем после того, как твой Сергей рассказал нам о твоей смерти.
– Боже мой! Какой кошмар!
– Марина закрыла лицо руками, представляя себе повесившуюся Надежду. А потом убрала руки и внимательно поглядела на Усатого. Значит... Он был у вас?
– Был. Все подробно рассказал. И я недоглядел. Мы с ним пили в соседней комнате, а она... Я ведь слышал какой-то шум, но... А, что теперь говорить?! Ты знаешь, девочка, мы большие грешники, мы вмешались в твою судьбу, из-за нас все твои беды и страдания. И за это бог наказал нас обоих.
– Не надо теперь об этом...
– Она не знала, как ей называть Климова.
– Георгий меня зовут, - понял ее Усатый.
– Георгий Антонович. А бог нас с Надькой наказал за наше преступление перед тобой и твоими родителями. Она покончила с собой, а я... Болею все, но никак не помру. И хорошо, что не помер. Спас вот тебя.
– Вы знаете, кто гнался за мной?
– А как же? Собственной персоной Славик Шмыгло, то есть Павел Дорофеевич Кузьмичев, непотопляемый, бессмертный. Как жаль, что я не попал в него! Но, видно, не судьба. Значит, бог уготовил ему другую смерть. И еще это значит, что я еще не все дела сделал на этом свете и надо будет еще немного продержаться.
– А куда мы едем? Где мы вообще находимся? Море рядом. Мне ведь никто не сказал, куда меня привезли.
– А откуда тебя привезли?
– Из Стамбула.
– Значит, правду писали газеты, а я не верил. Послушай, девочка, мы ничего не знаем о жизни друг друга. Расскажи о себе. У меня такое ощущение, что все это происходит во сне. Я глазам своим не верю. Я же тебя похоронил несколько лет назад. Читал потом в газетах, что ты вроде бы жива, что родители тебя ищут. И про то, что в Стамбуле произошло, тоже читал. Только не верил. И ведь ехал я сюда не для того, чтобы спасти тебя.
– А для чего же? Неужели это случайность? Быть того не может.