Свирепый ураган войны
Шрифт:
У Олега Рыбаченко хватило мужества спросить:
– И это все?
Массивная пчела в белом халате, противно хихикнула:
– Конечно все! А больше малолетнему преступнику не полагается.
Олег Рыбаченко нервно потер друг об друг зудящие, розовые пятки:
– А ботинки? Я что, босиком буду.
Пчела снисходительно объяснила:
– Ты преступник и должен каяться, а согласно закону все несовершеннолетние правонарушители обязаны ходить босыми, не взирая на пору года.
– И насекомое подмигнула.
– А на этой планете ,вы все люди на веки веков остаетесь несовершеннолетними!
Ноги у мальчишки-подростка уже начали стыть,
– А если я простыну?
– Дубинка вылечит!
– И уже охранник-трутень вновь с оттяжкой врезал по голой попе.
– Одевайся быстрее, шкет.
Олег Рыбаченко дернулся, постанывая, кожу саднило, кое-как оделся, затянул пояс. На мальчика надели наручники, затем его отвели в комнату ожидания. Там Олега Рыбаченко поставили на колени, руки завели назад, присоединив запястья к лодыжкам. Так он и сидел в неудобной позе, дожидаясь окончательного решения своей участи. Коленки болели от бетонного пола, полуголые ноги закоченели. Теперь он тихо рыдал, ему было грустно и противно, все говорило, что он арестант, конченный для нормальной жизни человек. Ему уже никогда не вернуться на Землю и не вырваться из сумасшедшего мира. Правильно рыжий хлопец сказал: это ад! Теперь уже никак, беспросветный тупик! Вся его Артура личность была растворена и уничтожена в дотошных тюремных процедурах. Наконец начальница отделения пчела, с серебристыми погонами наконец добралась до его папки и произнесла.
– В детское отделение, группа ? 9, камера двенадцать.
С почти детских, с ровными пальцами рук Олега Рыбаченко, сняли наручники и пристегнули к руке стража. Подталкивая дубинками, пацана повели. Мальчику вновь стала страшно, как встретят его другие заключенные. Про тюрьмы рассказывали много ужасающих вещей, ведь там не просто дети, а преступники.
Вот они вышли во двор, острые камушки впились в босые ноги, новоиспеченный арестант шагал на носках и, ему было особенно больно. Капал дождь, сыро и холодно. У входа в соседнее помещение, огороженное высоченным забором, ревут, надсаживаясь кабаны-бульдоги. Коридоры мрачные с множеством решеток, даже проемы на этажах заставлены ими, а стены выкрашены в черный и серый цвет. Это ужасно давит на психику ребенка, и детское сердце вновь начинает биться сильнее, он больно ударился босыми пальцами о скользкую бетонную ступеньку, слегка замедлил движение, охранник врезал прикладом по спине.
– Не спи, салага!
Мальчик зарылся головой в разбавленную кровью, кого-то уже допросили, лужу, его грубо подняли за распухшее ухо. Наконец Олега Рыбаченко подвели к массивной двери, охрана из трутней гнусно усмехнулась. Послышались зудящие рыки:
– Вот мы пришли, но сначала прописка в камере.
– Это как!
– Глупо спросил мальчишка.
Трутни снисходительно объяснили:
– А так ты еще мал, мы тебя пожалеем. Десять ударов дубинкой по мягкому месту и все.
Олег Рыбаченко хотел было заскулить, но понял по волчьим глазам, что будет еще хуже. А так может быть обойдется. Его повернули, спустили штаны и со всего размаха врезали. Мальчишка ойкнул, потом закусил губу. "Будь мужчиной - мелькнула мысль". Следующие удары были еще больнее. Олег Рыбаченко тихо стонал, но сумел сдержать громкие крики. Наконец палачи закончили, сняли наручники и открыли дверь камеры. Затем последовал крепкий удар ногой, с размаху пацан влетел в нее. Спящие проснулись, протирая глаза. Глядя на них, Олег Рыбаченко успокоился.
Это были дети от десяти до четырнадцати лет, старших и младших содержали отдельно. Они были худые, оборванные, все босиком, с синяками и ссадинами от плетей и дубинок. Но при этом непохожие на страшных уголовников, которых рисовало воображение. Лица худые, загорелые, но с улыбками людей, не потерявших человеческих облик. Ребят было более восьмидесяти, они лежали на деревянных нарах, без одеял, матрасов и подушек. Каждого держала, кого за правую, а кого за левую ногу длинная цепь-кобра, похожая на те, что использовали полицейские-трутни в фургончике. Но жаркий тропический город, увы, остался в прошлом. Теперь было прохладно, сквозь густую в кривых шипах решетку окна врывался холодный ветер.
Олег Рыбаченко растерялся. Он в общем очень крутой пацан, но не рисовал в воображении как поведет себя оказавшись за решеткой. Нет, конечно, корефаны рассказывали, причем часто совершенно противоположное о тюрьме-малолетке. То изображая это место подобным чудовищному пеклу, где царит жуткий беспредел или наоборот детским санаторием, где настоящая малина и куда интереснее и свободнее, чем в нудной школе. Но тут-то на санаторий точно не похоже и, видимо, похуже реальной каталажки. Олег Рыбаченко, досадуя на себя, что не удосужился разузнать, как следует здороваться, входя в камеру, не совсем удачно брякнул:
– Здравствуйте ребята! Я пришел с добром.
Старший по камере, самый рослый и крупный мальчишка поднялся на встречу. Длинная цепь волочилась за ним, позвякивая, о мраморную плитку, а сам пахан, был ростом примерно с Олега Рыбаченко, вернее на пару сантиметров выше и заметно худее. Кроме лагерного номера, у него отсутствовали наколки, от чего сходство с разбойником не катило. Так что, Олег Рыбаченко, соразмерив силы, успокоился. А тот весело спросил:
– И тебе Кент здорово! За что тебя?
– Не знаю!
– Олег Рыбаченко ответил искренне, хотя догадывался, что его скорее всего приняли за шпиона. А этот фраер, что его приволок со сверхсветовой скоростью, на планету-застенок. Попадись он только!
Смотрящий по камере снисходительно заметил:
– Почти все не знают, за что сидят. Условия у нас суровые, мы должны жить дружно, не донося и, не сдавая друг друга. Запомни доносчикам смерть.
– А я и никогда, не был шестеркой!
– Правдиво ответил Олег Рыбаченко.
– Правильно, запомни некоторые правила.
Мальчишка отступил на шаг и стал перечислять.
– В парашу нужду не справлять.
– Он указал пальцем на корыто.
– Для этого есть специальная яма.
– Где?
– Олег Рыбаченко оглянулся.
– Когда нас погонят на работу, а это будет на рассвете и до позднего вечера, мы будем строить дачи генералам. Там по пути возле тюрьмы и есть яма с мягкими лопухами. Там и справишь нужду. А здесь портить воздух не следует. Второе, если будут продуктовые передачи, они формально запрещены, но за взятку у нас всевозможно, поделишься со всеми.
Третье, от работы не отлынивать и без серьезных причин не драться. А то всем влетит.
– Мальчишка-невольник продолжал загибать пальцы.
–
И, наконец, в-четвертых, не пытайся сбежать. За это всю камеру сурово накажут. Если твои родители не арестованы, пускай дадут взятку, тогда может, облегчат условия содержания, выдадут нам одеяла.
– А сколько надо заплатить?
– Олег Рыбаченко тут подумал, что с Земли все равно не дойдет.
Пахан, неопределенно произнес:
– Много - полицаи жадны!