Свитки из пепла

Полян Павел Маркович

В поиске участвовал (и в значительной степени его инициировал!) бывший польский узник Освенцима Хенрик Порембский, с апреля – мая 1942 года работавший в Аушвице в бригаде электриков и осуществлявший конспиративную связь между подпольщиками в Аушвице-1 и членами «зондеркоммандо» в Биркенау. Лицом, с которым Порембский непосредственно контактировал, был оберкапо «зондеркоммандо» Яков Каминский. В обмен на медикаменты, которые поступали к «своим» врачам, польское подполье обеспечивало вынос за пределы лагеря письменных документов – касиб.

Но в середине 1944 года, после побега связного, этот канал, по словам Порембского, прикрылся, и для документирования того,

что происходило в газовнях, зондеркоммандовцам оставалось только одно – схроны в пепле жертв. Впрочем, как поляк и представитель скорее польского, нежели еврейского Сопротивления, Порембский существенно смягчает ситуацию, в чем его прямо «разоблачает» обнаруженный с его же помощью текст. Евреи из Биркенау перестали пересылать на волю свои касибы через Аушвиц не потому, что какой-то связной сбежал, а потому, что польское подполье окончательно вышло из доверия у еврейского.

Порембский, по его вызывающим еще б'oльшее сомнение словам, сам и закапывал все это, – в чем ему помогали Мечислав (Митек) Морава, польский капо крематория III¹², и уже упоминавшийся еврейский узник Давид Шмулевский¹³. До известной степени это утверждение Порембского подтверждает пророческие опасения Левенталя о неизбежных попытках уцелевших поляков присвоить себе деяния и заслуги зондеркоммандовцев.

Надо сказать, что это была уже далеко не первая попытка Порембского найти рукописи. Но и в 1945 году, когда он застал в бывшем «своем» лагере лагерь для немецких военнопленных, и в 1947 году, когда раскопки только привлекли ненужное внимание охотников за еврейскими ценностями, он ничего не смог найти. Но на этот раз попытка была удачной.

28 июля 1962 года, на третий день поисков, в яме, заполненной остатками человеческого пепла и перемолотых костей, был найден кирпич, а под ним металлический контейнер – сильно проржавевший и искривившийся армейский котелок, по которому к тому же ударила лопата находчика. В котелке находилась пачка туго свернутых и отчасти склеившихся листов бумаги, сплошь исписанных на идише. Бумага отсырела и частично заплесневела.

Усилиями музейного реставратора находка была спасена: в общей сложности было обнаружено 348 листа бумаги длиной от 26 до 29 и шириной от 10 до 11 сантиметров, исписанных с одной стороны (на обороте листов, вырванных из конторской книги), а также 6 нумерованных листов бумаги формата от 17–20 на 10–11 см¹⁴.

Все последующие усилия и сверхусилия восстановить текст – химической обработкой, с помощью просвечивания или контрастной пересъемкой – привели к тому, что лишь 50 из 348 листов решительно не поддались прочтению, тогда как 124 поддались полностью, а остальные 174 – частично.

Было установлено, что указанные записи посвящены исключительно событиям в гетто Лодзи (Литцманнштадта). Они были оформлены как последовательно продолжавшиеся письма автора к другу, причем имя самого автора нигде не было названо. К записям были приложены шесть дополнительных листов, являвшихся своеобразным комментарием к рукописи: они были подписаны Залманом Левенталем, говорившим как бы от имени всей «зондеркоммандо».

Сам «Лодзинский дневник» прерывается на дате «15 августа 1944 года». Именно в этот день 2000 лодзинских евреев прибыли в Аушвиц, и только 244 мужчины из этого транспорта уцелели, пройдя селекцию и получив номера от B–6210 до B–6453. Остальные были в тот же день убиты и сожжены, и в их числе, несомненно, и автор дневника, обнаруженного кем-то из зондеркоммандовцев, по всей вероятности,

среди его вещей, оставленных в «раздевалке». Впоследствии удалось установить, что писавшим был Эммануэль Хиршберг, писатель и поэт из Лодзи¹⁵.

Начало дневника написано в форме писем автора к некоему условному «Вилли», оно содержит общие сведения о Лодзинском гетто, но ближе ко второй половине начинаются записи в хронологическом порядке: самая ранняя из дат – около 16 сентября 1943 года.

Шесть нумерованных листов – это беглый комментарий Левенталя к «Воспоминаниям» Хиршберга. Автор явно очень торопился: он читал и писал буквально всю ночь, с 19.15 вечера до 8.44 утра, опасаясь быть застигнутым за этой работой. Возможно, что именно на эти дни первоначально и планировалось восстание зондеркоммандовцев: в случае предательства несдобровать было бы никому.

В главной концепции автора «Дневника», – мол, во всем виноват юденрат и его король «Хаим Первый», то есть председатель Хаим-Мордехай Румковский, – Левенталь усматривает интересный и исторически ценный психологический изгиб, но относится к нему критически. Такая «концепция», в его глазах, заслоняет главное – неизбежность депортации и последующего за ней убийства, а это не позволяет тем, кого это касается, приготовиться хоть к какому-то сопротивлению (именно Румковский стал символом политики спасения евреев через договоренности с немцами, а не через сопротивление им). Лодзинскому гетто он противопоставляет Варшавское, дерзнувшее на восстание и уже потому победившее, что доказало всем, и прежде всего самим себе, способность биться и сражаться со своими убийцами. Это для Левенталя главное, а все остальное, как он пишет, он «передоверяет писателям истории и исследователям».

Как и Градовский, Левенталь поражается тому, что даже то обстоятельство, что русские стоят у ворот Варшавы, а американцы и англичане у ворот Парижа, не способно отвлечь немцев от их «главного» дела – тотального уничтожения евреев! «Рассказ о правде, – заканчивает свой комментарий Левенталь, – еще не вся правда. Вся правда намного более трагична и ужасающа».

Впервые этот текст Левенталя был опубликован в 1967 году по-немецки – одновременно и вместе с самой рукописью Эммануэля Хиршберга¹⁶.

3

В приложенных к лодзинским материалам комментариях Левенталя были указаны места, где были спрятаны различные материалы членов «зондеркоммандо» и где уже осенью 1962 года действительно были сделаны новые находки, в том числе и его, Залмана Левенталя, собственный дневник.

17 октября 1962 года представитель Комиссии М. Барцишевский и бывшая узница лагеря Мария Езерская обнаружили близ руин крематория III, на глубине около 30 см пол-литровую стеклянную банку, обернутую листовым железом. В ней находился бумажный ролик, в который, как в полотенце, был завернут разодранный на листы блокнот размером 10 на 15 см. Блокнот вместе с листами был схвачен скрепкой, сильно проржавевшей. Кроме того, там находилось несколько разброшюрованных листов того же размера (исписанных синими чернилами) и 1 лист большего размера, исписанный карандашом и только с одной стороны – всего 75 страниц, считая и 10 пустых. Зато страницы записной книжки исписаны с двух сторон, по 18–19 строк на страницу, при этом сначала книжка исписана до конца на одной стороне, а потом идет продолжение на другой – и снова с начала¹⁷.