Свиток фараона
Шрифт:
— А что утверждают неверные? — неожиданно спросил мальчик.
— А, да что об этом говорить! — неохотно произнес Хассан и вытер рукавом пот со лба. Потом он кивнул в сторону «Мена Хаус». — Все они неверные — англичане, немцы и французы… Все — евреи и христиане! — Он опять смачно плюнул, как будто сами слова вызывали у него отвращение.
— Но ты ведь живешь за счет неверных! — воскликнул Омар. — Как ты можешь презирать их?!
— Аллах ведает, что я творю, — ответил Хассан, — и он до сих пор не дал мне понять, что я поступаю не так, как надо.
— Значит, это угодно Аллаху?
Микассах пожал плечами и, повернув ладони кверху, сказал:
— А что мне еще остается? Если Аллаху не угодно, чтобы я нищенствовал и крал, значит, ему угодно, чтобы я чистил ботинки неверным. — После этих слов Хассан снова ударил щеткой по ящику и закричал: — Polishing, polishing, sir!
Из отеля вышел высокий, одетый в пятнистую униформу песчаного цвета господин и взглянул на блеклое пятно солнца на западе. Потом он осмотрелся по сторонам и направился прямиком к Хассану. Не говоря ни слова, господин поставил правую ногу на ящик, и Хассан начал свою работу, театрально размахивая руками, как танцор с саблями.
— Отличный господин, — сказал микассах Омару, не отрываясь от работы, — это видно по тому, как он носит ботинки!
— Неверный в отличных ботинках! — поправил его Омар.
Тут господин громко рассмеялся, и старик с мальчиком испугались, потому что тот, очевидно, понимал их язык. Из своего нагрудного кармана он выудил изогнутую трубку и после того, как любовно раскурил ее, сказал Хассану:
— Ты знаешь много людей, старик?
Хассан преданно кивнул.
— Много, йа саиди.
— Послушай, старик, — начал знатный господин, — я — профессор и проведу ближайшие несколько лет в Египте. Я ищу слугу, крепкого молодого парня, который будет разносить для меня послания, ходить с моей женой на рынок… Короче, мне нужна правая рука. Понимаешь меня?
— Я понимаю, йа саиди.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто смог бы справиться с таким заданием?
— Нужно подумать, йа саиди, но я уверен, что кого-нибудь вам подыщу.
— Хорошо, — ответил знатный господин и бросил микассаху монету. — Может быть, ты подыщешь двух или трех, чтобы я мог выбрать. Они должны прийти завтра в это же время к гостинице. Ты не останешься внакладе. — Не прощаясь, он прошел к черным дрожкам и исчез.
Омар сидел у ящика Хассана и рисовал пальцем по дереву какие-то узоры.
— Может ли этот неверный сайд взять меня к себе?
— Тебя? Йа салам — силы небесные!
Омар повесил голову. Реакция Хассана обидела его, и он едва не расплакался.
Когда микассах заметил, что натворил, он взял мальчика за плечи и, встряхнув его, как молодое дерево, успокаивающе произнес:
— Эй, все хорошо, все хорошо!
На следующий день Хассан дремал у входа в «Мена Хаус», когда знатный господин вышел к нему в сопровождении дамы.
— Я надеюсь, у тебя все получилось, старик?
— Иншаллах — так было угодно Богу! — ответил Хассан. — Идите в холл отеля.
В холле отеля супружеская пара встретила Омара. Тот неуклюже поклонился и произнес:
— Йа саиди, я ваш слуга. Меня зовут Омар.
Знатный господин взглянул на супругу, потом они осмотрели мальчика, который растерянно стоял перед ними и через силу улыбался.
— Ты один? — спросила дама на чистом арабском языке.
— Да, я один, йа ситти.
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцать, йа ситти.
— Значит, четырнадцать… И ты думаешь, что достаточно повзрослел для такой работы?
— Да, я так думаю, йа ситти.
Знатный господин тем временем тщательно раскуривал трубку.
— А что скажут твои родители о таком решении?
— У меня нет родителей, — ответил Омар, — мой отчим, который взял меня еще младенцем, умер, а мои сводные братья выгнали меня. К счастью, меня приютил у себя Хассан, иначе я и не знал бы, куда податься.
Муж и жена тихо переговорили о чем-то на английском. Омар не понял ни слова, но заметил, как дама покачала головой. Он еще никогда в жизни не видел такой красивой женщины. На ней было пурпурно-лиловое платье с охряным кружевным воротничком. Талия была настолько плотно зашнурована, что, казалось, ее можно было обхватить пальцами. Из-под оборок на кайме платья виднелись изящные сапожки в тон одежде. Но что больше всего удивило Омара, так это лицо — белое и нежное, совсем не такое, как у египтянок с их выдубленной на солнце кожей.
— Ну хорошо, — после паузы сказал знатный господин. — Ты будешь получать двадцать пиастров, а помимо этого также пищу и кров. Собирайся, мы отправляемся завтра в Луксор. Ровно в десять будь у входа в отель.
Не произнеся больше ни слова, супружеская пара ушла прочь.
Иншаллах. Омар остался стоять как вкопанный, напоминая своей неподвижностью узловатое мангровое дерево. Ему казалось, что все это снится, сквозь лихорадочно проносившиеся мысли слышался далекий голос микассаха: «Твоя жизнь предначертана, как путь небесного светила».
— Эй, ты там, живо убирайся отсюда! — Грубый голос привратника вернул Омара в реальность. Долговязый мужчина ударил его палкой по спине. От удара не было больно. Было больно от того, что Омара прогоняли, как назойливого пса.
Возле входа в отель его ждал микассах.
— Хассан, — крикнул Омар, — они меня взяли!
— Я знаю, — ответил старик и улыбнулся во весь рот. В руке он держал десять пиастров. — За посредничество.
Ночью Омар проскользнул к своему тайнику за отхожим местом у дома Муссы, чтобы забрать спрятанные там деньги. Платок, в который были завернуты монеты — плата за многолетний труд, — приятно оттягивал руку своей тяжестью. У Омара появилось чувство гордости.