Свобода по умолчанию (сборник)

Сахновский Игорь

«Руки убери!» – хрипит Турбанов, обращаясь к деятелю, который вдруг приобнял его сзади, применив удушающий приём.

«Вот чёрт!» – говорит Агата, которую, к счастью, никто не приобнял. Она открывает сумочку, достаёт пистолет Хмурого и направляет на того, кто здесь ей кажется главным.

«Что это значит???» – спрашивает главный неожиданно женским голосом.

«Это значит, я сейчас разнесу твою пустую башку. И не только твою».

Для большей ясности

Агата стреляет в воздух. Сначала слышится знакомый звук удара сырой картофелины о жестяной бак, а потом на головы им всем обваливается примерно двести килограммов свежего снега с потревоженных ветвей.

Народные контролёры суетливо отряхиваются и вопросительно смотрят на своего старшего, старший вопрошающе взирает на Агату. Быстрее всего до них доходят её слова: «Пошли вон».

Вернувшись домой, они делятся новыми впечатлениями. «Значит, так и запишем в донесении: предаётся распутству, а в законном браке не состоит». – «Ему, видишь ли, чтобы вступить в брак, пока не хватает ровно миллиона долларов, такое условие». – «Да, точно. Как я могла забыть!»

Затем переходят к другой важной теме. Турбанов однажды вычитал у какого-то нравственно устарелого француза, что самая интимная ласка между любящими людьми – дышать друг другу изо рта в рот. Разумеется, это надо сейчас же попробовать.

Опыт оказывается умопомрачительным и захватывающим. Как они сами раньше до этого не додумались?

Рты у них заняты, поэтому эксперимент проходит без единого слова.

И вдруг в полной тишине из прихожей абсолютно отчётливо доносится голос Хмурого: «Говорите, я слушаю!»

26

Красться босиком по собственной квартире в сторону прихожей – не самый увлекательный вид спорта, чреватый нарушением пределов самообороны, поскольку этот крадущийся, несмотря на смертельную бледность, твёрдо намеревается изничтожить любое живое существо, встреченное на пути.

Ни одного живого существа в прихожей не обнаруживается.

Звук раздаётся из продуктовой сумки, в которой Турбанов принёс домой одежду и личные вещи Хмурого да так и оставил под вешалкой – на потом. Между чёрными складками пальто моргает и дёргается оживший телефон.

«Говорите, я слушаю!» – повторяет автоответчик, прежде чем дать слово человеку, который в телефонных контактах Хмурого обозначен двумя понятными словами: RODINA BABLO.

Абонент RODINA BABLO говорит тягучим сладким голосом, похожим на повидло:

«Сергей Терентьевич, добрый вечерочек!

Звоню напомнить – завтра у нас всё как обычно. В этот раз Витюша привезёт. Мальчик новенький, но послушный, раньше генералитет возил. Передавайте от меня боссу нижайший привет! Ну, в смысле, поклон. До свиданьица!»

Турбанов держит руку с телефоном немного на отлёте, будто это взрывное устройство или ядовитый паук. Он испытывает потребность выбросить этот телефон, зашвырнуть куда-нибудь подальше. Но не зашвыривает, а насаживает его на магнитную вешалку для зарядки.

«Какой сегодня день?»

«Воскресенье», – отвечает Агата.

Стало быть, завтра понедельник. Первый понедельник месяца.

Ребус не нуждается в разгадке. «Завтра всё как обычно» – это значит, что к концу обеденного перерыва, без пятнадцати час, на стоянку мэрии подъедет лазоревый «Бентли Экстра Континенталь» – таких машин только две на весь город, и обе принадлежат сети супермаркетов «Родина». Подъедет и будет ждать, пока из-за колонн на крыльце не появится человек с тяжёлым, мрачным лицом и не приблизится к машине буквально на пару секунд. И благодаря этим почти невидимым движениям на целый огромный миллиметр сдвинется некое зубчатое колесо, сдобренное жирной смазкой, и весь громоздкий, косный механизм продолжит свой ход.

Если бы Турбанова не уволили с работы и он всё ещё ходил обедать в Кулинарию № 1, то эта ежемесячная сцена до сих пор имела бы немого, безучастного, но преданного зрителя.

Если бы Агата не застрелила Хмурого, то расклад ролей в этой сцене оставался бы таким же простым и бесспорным, как трижды три – девять, хоть ты умри. Теперь же, думал Турбанов, у трижды трёх появился шанс на какой-то другой результат.

«Хочешь, я тоже завтра пойду? Просто послежу и прикрою тебя».

Нет, говорит он, даже не думай. Он пойдёт один.

Между прочим, Агата не спрашивает, зачем ему нужно туда идти, и он ей благодарен за это. А если бы и спросила, он вряд ли сразу нашёл бы точный ответ. Потом, немного поразмыслив, он всё же признался бы в сильном желании увидеть всю картину в другом ракурсе – как минимум с противоположной стороны запылённого окна той пресловутой пирожковой. Не говоря уже о молчаливой несчастливости окружающего пространства, которое только и ждёт, чтобы ты сделал выбор – чтобы ты решился и, в конце концов, выбрал если не судьбу, то хотя бы новую точку зрения и тем самым надиктовал план действий: куда ему, безглазому пространству, двигаться или расти.