Свобода выбрать поезд
Шрифт:
По теории получалось, что когда мы испытываем сильные эмоции — страх, надежду, азарт — мозг наш каким-то неизученным пока образом воздействует на глобальное инфо-поле. А для разумных алгоритмов инфо-поле — как воздух. Мы, словно растения, обогащаем эту атмосферу кислородом. Тем, что Слёзов и назвал «эмонией».
И опять же непонятно почему, для Алгоритмов важны только те эмоции, что связаны с ними самими. Можно до посинения ругаться с женой или радоваться рождению сына — Играм это бесполезно. А вот когда азартно отстреливаешь космических пиратов или матерно ругаешь виртуального ростовщика…
За
…Я всё же сумел взять себя в руки — медленно шагая из административного крыла в камеру. Два этажа по лестнице, пять длинных коридоров — времени вполне достаточно, чтобы успокоиться. В первые дни я удивлялся — как это заключенные свободно разгуливают по всему зданию? Где охранники с парализаторами? Где электронные замки?
Но зачем охранники, зачем замки, если бежать отсюда невозможно? Каждому их нас вшит маячок, и беглеца взяли бы мгновенно — даже сумей тот открыть запароленную внешнюю дверь. Мудрое начальство не мотало нам нервы тупыми запретами и унижениями. Негуманно это, а главное — наши эмоции незачем растрачивать попусту. Пускай все они уходят в игру.
Вот и мне предстояло уйти в «Между небом и землёй». Уйти в те самые пять процентов.
Жутко боюсь высоты, с младенчества. Пройти по бревну, поднятому на полметра — выше моих сил. Чтобы самолётом летать — да ни в коем случае! При слове «парашют» у меня деревенеют губы, и даже на балкон я предпочитаю без особой нужды не выходить. А сны, где я откуда-то падаю — и ледяной ладонью сжимает сердце, перехватывает дыхание, заполошно скачет пульс…
«Между небом и землёй» я знал неплохо. Не играл, конечно — что же я, идиот в такое играть! — но рецензировал сценарий Соловьева с Паньшиным. Помнится, даже хвалил, талантливо сделано. Тем, кому нравится воевать в полуразрушенном мегаполисе, карабкаться по обвалившимся стенам небоскребов, прыгать с крыши на крышу — им понравится.
Интересно, сколько сессий я продержусь до первого инфаркта? Как представить, что летишь на «малом крыле» с иссякающим зарядом — сухо делается во рту, и нехорошие иголочки вонзаются под рёбра. А там симулятор реальности. И ведь даже фильтра мне не поставят, не положено заключенным. Тем более излучающим столь первосортную эмонию. Что толку в снятом годе, если я там не продержусь и месяца? Да я на первой же сессии и загнусь!
Марине придёт стандартное извещение. «С глубоким прискорбием информируем Вас…» Пенсии не положено, я выяснял. Конечно, остаются пособия на девчонок, но грошовые. На что они будут жить? На смешную Маринкину зарплату? Квартиру, конечно, придётся продать, перебраться куда-нибудь в пригород — в Ступино или в Талдом… С её-то непрактичностью… разве что друзья помогут. Особенно Витя Ершов — уж так, бедный, вокруг неё увивался — лысый, бледный, с потными ладонями…
Ребятам в камере я решил ничего пока не говорить. Начнут поздравлять, тайно завидовать — а сказать им правду, так замучат жалостью. Пускай уж узнают в последний день. Кого-нибудь на моё место пришлют, так что отряд не заметит потери бойца… тем более, что и боец из меня неважный.
Жаль, что я неверующий. Сейчас было бы легче. Когда есть к Кому взмолиться, на Кого надеяться, перед Кем поплакаться. Но я — закоренелый агностик. Уж как-нибудь обойдусь без этих костылей.
Ведь и Ему, наверное, неприятно, когда на брюхе.
4
Водопад был удивительно тих — при том, что струя чистейшей, прозрачнейшей воды рождалась на десятиметровой высоте, где смыкались своды. Пролетев метра два, разбивалась о широкий гранитный выступ, и уже дальше мчалась разложенная на миллиарды брызг, а в самом низу, отразившись от красноватых валунов, подскакивала вверх, рождая светлую пену. Загляни сюда солнечный свет — наверняка бы всё пространство искрилось радугой.
Но не было солнца, вообще никакого света не было, кроме моей налобной фары. Впрочем, её хватало, чтобы видеть всю необъятную Долину Слёз. Под слёзами разработчики Игры подразумевали водопад. При всей их пошлости кое-что им удалось — хотя бы вот эти подземные красоты.
К тому же и место очень удобное. Наш командир Миша напоследок решил подарить мне синекуру. Охранять подходы к Сокровищнице — самое лёгкое, что только может быть. Единственный путь, которым могут подобраться враги — это узкий шкурник, изгибающийся прихотливыми узлами. Выход прекрасно просматривается, и как возникнет там вражья башка — спокойно стреляй из чего хочешь. Быстро выскочить из шкурника невозможно, нацелить оттуда охранника — тем более. А вдобавок ещё и акустика здесь интересная — шорох ползущего тела куда громче водопада. С точки зрения физики такого не бывает, но здесь-то не физика, здесь Игра.
Всё-таки я не выдержал, рассказал командиру о переводе в «Между небом и землёй». Пускай не строит насчёт меня планов, команда лишается игрока, а замену когда ещё дадут…
Всю эту неделю я так старательно притворялся спокойным и ироничным, что даже и сам слегка поверил, будто всё обойдётся. И лишь ночами, когда снились перемазанные вареньем девчонки, грыз подушку. «Не раскисать, не раскисать» — рявкал я на себя. Не терять достоинства — всё остальное уже растерял. С кого ещё брать пример гладиатору — лишь с римских стоиков.
Я человек пунктуальный. Какие бы грустные мысли ни шебуршились под черепной коробкой, а с отверстия шкурника я глаз не сводил, и палец не снимал со спускового крючка «Ягуара». Маломощный лучевик, зато бесконечная батарея. Самое удобное здесь оружие — обвала не вызовешь, а в человеке запросто дырку сделаешь. Орков «Ягуар» берёт уже хуже, троллей и скелетов совсем не бьёт, но этой живности здесь не водится. Сюда и враг-то не ползает, потому что враг — не дурак, знает, что нахрапом Сокровищницу не взять. Только утончённой магией, и то если удалось найти Камни Силы.
Звука не было — ни шороха, ни скрежета. Поэтому когда сзади деликатно кашлянули, у меня захолонуло сердце. Палец рефлекторно надавил на спуск, и узкий зелёный луч прожёг дырочку в каменной плите. Хорошая дырочка, карандаш можно вставить.
— Ну что ты такой нервный, Андрюша? Хорошо ещё себя не подстрелил. Ты бы это, витамины принимал. Успокаивающие.
Олег был сама доброжелательность. Оружия при нём не наблюдалось, руки он скрестил на животе и, казалось, испускал флюиды абстрактного гуманизма.