Свободная
Шрифт:
Впрочем, ничего удивительного, ведь это был мой бывший муж – Игорь. Он и в браке не всегда обращал внимание на, как он считал, излишки моих эмоций!
– Что ты здесь снова делаешь?! – устало вырвалось у меня, и я тут же умолкла, ожидая привычного настырного замечания: «Я пришел к сыну!»
– Я хочу помочь!
Это что-то новенькое…
Попробовала потянуть на себя пакеты, но мужчина держал их крепко, чем еще сильнее нервировал меня.
– Ребенок не твой! – говоря это, наверное, в тысячный раз, я не переставала вырывать сумки из рук Игоря. – Не твой он, когда ты это поймешь?! Сколько мне еще нужно повторить это, чтобы
Видимо, мои слова хлёстко подстегнули мужское самолюбие…, и он резко отпустил ручки пакетов, а я полетела с ними на землю…
С трудом смогла сделать вдох, потому, что воздух из лёгких хорошенько вышибло от довольно ощутимого удара при падении. Подняла ободранные о наледь руки, осмотрела повреждения и, тыльной стороной ладони отвела волосы со своего лица, а потом, унизительно перевернулась на четвереньки у его ног, и, вместе со снегом, сгребла в порванную сумку рассыпавшиеся по земле продукты.
– Не ходи сюда больше, Игорь! – пробормотала я, тяжело поднимаясь на ноги и выпрямляясь перед ним. – Пожалуйста, не ходи! Оттого, что ты приходишь, твоим он не станет!
– Это мы еще посмотрим…
Зло бросил мне в ответ мужчина, резко развернулся и широко зашагал в сторону припаркованной им возле соседнего подъезда машины.
***
Прошедший год научил меня терпению, и теперь, я не только могла, но и умела терпеть. Это я ухитрялась делать безгранично и могла вытерпеть, казалось бы, все: унизительное безденежье, голод, каждодневные поиски постоянной работы и бессонные ночи, пренебрежительное отношение моих новых соседей; я могла вытерпеть практически все, но только не очередной тягостный и, как оказалось, обязательный, разговор с мамой… Только он мог надолго вывести меня из душевного равновесия и, словно невидимой рукой, завести механизм, запускающий очередной приступ панической атаки.
Вот и сейчас, закрыв за мамой дверь, я прижалась к ней, подпирая спиной, словно боясь ее возвращения. Вдох-выдох. Собственное рваное дыхание, казалось, разносится на многие кварталы вокруг. Вдох-выдох. Попыталась успокоиться, но чувство тревоги не ушло, а только многократно усилилось. Вдох. А вот с очередным выдохом я вся превратилась в одну сплошную судорогу, и задрожала так громко, от чего сама испугалась, что проснется Митя.
«Еще не поздно остановиться и все вернуть, – неустанно повторяла мама. – Остановиться и вернуться к Игорю, забыв все, что случилось, как кошмарный сон…»
«Он признает отцовство, закроет глаза хотя бы на половину твоих неосмотрительных проступков, и поможет нам всем вылезти из долговой ямы… – никак не унималась она. – Пойми же ты, наконец, ребенок должен расти в семье!»
«Тебе же его даже кормить нечем!»
«Я тебя ни в чём не упрекаю! Я лишь навожу тебя на мысль, что стоит задуматься о том, что будет завтра. Мы с папой можем на время забрать внука, чтобы ты могла хорошенько подумать о том, хочешь ли ты так жить дальше! – говоря это, она сразу же вытянула руку ладонью вперед, красноречивым повелительным жестом запрещая мне отвечать. – Забрать потому, что видим – твое необдуманное упрямство ведет к угрозе его жизни и здоровью…»
Забрать…
От одной мысли об этом меня колотило! Будто всего того, что уже произошло со мной было мало!
Из-за свежепостиранных и развешанных на натянутых веревках детских ползунков и пеленок в небольшой комнате не продохнуть. От парной духоты и липкой сырости со всех сторон шею
Материальная зависимость от родителей диктует свои правила, и осознание этого ставит меня перед необходимостью строго отбора приоритетов.
Подойдя к кухонному шкафу-пеналу, открыла верхнюю створку и достала банку для круп, в которой держала наличность. Вернувшись к окну, вытряхнула ее содержимое на щербатый подоконник и, ловко поймав несколько монет, покатившихся в разные стороны, подсчитала свои убытки после оплаты обязательных коммунальных платежей и единственного похода в продуктовый магазин. А еще, вместе с деньгами, оттуда выпал флаер клуба «Странгер» с пометкой одноразового количества посещений…
Аккуратно сложив остатки денег назад в банку, я нерешительно, несколько раз обвела вокруг матовой поверхности черной визитки кончиками пальцев, словно боялась прикоснуться вовсе не к прямоугольному куску картона, а к чему-то омерзительно-грязному… и, с каждым таким витком, предупреждение, брошенное мне в лицо Барсом, тут же всплывает в памяти:
«Запомни, если ты войдешь в двери этого клуба еще раз, ты будешь готова на всё…»
Именно в этот момент я осознала, какой серьезный оборот приобретает для меня все происходящее. Я буквально чувствовала, как по коже набухающей тяжестью неуверенности и сомнения ползут мурашки холода, но внезапно вздрогнув, словно стряхнув их со своей кожи, я приняла окончательное решение и запретила себе сомневаться.
У меня просто не было выхода…
К чему оттягивать?!
Я уже давно морально готова к любому исходу, будь то новый любовник, или даже вереница их, со всевозможными, пусть особенными, унизительными предпочтениями, которые я готова терпеть за деньги. Барс четко дал понять, что я его больше не интересую – только это и стало для меня решающим фактором. Все это время я пыталась убедить себя, что больше ничего не чувствую, но, словно противореча себе, готова претерпеть любые, чужие, но только не его прикосновения.
Кто угодно, только не он!
Тут же созвонившись с Лидой, попросила ее снова подстраховать сегодня, посидев у меня с Митенькой, и, получив ее утвердительный ответ, заглянув в детскую кроватку, на несколько долгих минут потеряла счет времени, любуясь своим спящим сокровищем…
А потом быстро нырнула в шкаф, прикидывая в уме, остатки былой роскоши, сопоставляя их с тем, что имею.
Выудив оттуда пару подходящих к исключительному случаю платьев, вывесив их на открытую дверцу, отошла на шаг, чтобы придирчиво осмотреть себя в старое зеркало на стене: щеки провалились, резко обозначив линию скул, глаза, даже прежде казавшиеся слишком большими на худеньком лице, теперь смотрели отрешенно, с глухим безразличием; излишне тонкие щиколотки и выступающие ключицы, которые раньше подчеркивали трепетность и беззащитность фигуры, сейчас, вызывали только мысли только о том, что человек, их имеющий, нуждается в заботе и поддержке. Понимая, что быстро исправить уже ничего нельзя, мысленно чертыхнувшись, выбрала из двух платьев то, что скрывало явные недостатки моей фигуры и заняла очередь в общий душ.