Свободные размышления. Воспоминания, статьи
Шрифт:
массы привыкли, рабочие «полюбили» свою социал-демократическую партию. …Это довод рутины, довод спячки, довод косности. А мы хотим перестроить мир. …И мы боимся сами себя. Мы держимся за «привычную», «милую», грязную рубаху. Пора сбросить грязную рубаху, пора надеть чистое белье 495 .
У Маяковского призыв Ленина сменить название партии перенесен из статьи Ленина в его речь. У него Ленин говорит:
– Товарищи! —и над головамипервых сотенвпередведущуюруку выставил. —– Сбросимэсдечества обветшавшие лохмотья 496 .495
Тынянов
496
Маяковский В. Полное собрание сочинений. 1957. Т. 7. С. 276 – 277.
Разница между Тыняновым и Маяковским в том, что вместо цитаты поэт дал ее метафорическое выражение. Но пример, очевидно, подсказан статьей Тынянова, как, впрочем, и сам прием подхода к различным формам ленинской ораторской речи.
Ленин в поэме Маяковского говорит, и говорит своими словами, часто перенесенными из статей в поэтическое, то есть устное слово.
В 1927 году появилась в отдельном издании поэма Ильи Сельвинского «Уляляевщина», где в главе 12 Ленин диктует машинистке свой доклад на X съезде РКП:
Ленин диктовал машинистке: «Итак,Резолюция IX съезда полагала,Что путь пойдет нормальной шкалой,А шкала пошла совершенно не так.Можно ли это явленье замазать? Нет.Признаемся волей-неволей,Что нашастомильоннаякрестьянскаямассаУстановленной формой отношений недовольна.Однако Шляпников, КоллонтайХотят завинчивать гайки потуже,Стремясь отдать мужицкие душиВ распоряженье махновских стай.Где же союз с крестьянством, друзья,Если у вас держимордовы меры?Нет, господа оппозиционеры:Классов обмануть нельзя!И если сейчас недоволен народ,То скажем ясно без лака:Военный коммунизм – лихая атака,Однако мы слишком рванулись вперед…Написали?…»Ильич шагал по ковру,Стараясь ступать по линии клеток,Засунув пальцы нервных рукЗа проймыгубсоюзскогожилета 497 .497
Сельвинский И. Избранные произведения. (Библиотека поэта. Большая серия). 2-е изд. Л.: Советский писатель, 1972. С. 492 – 493.
Борьба за эпос в 1920-е годы – обширная тема. Возвращаясь к «Высокой болезни», мы видим, что появление в ней Ленина корреспондирует с опытами Маяковского и Сельвинского. Пастернак решил ввести «живого» Ленина в «Высокую болезнь» и связал его появление «мемуарно» со своими впечатлениями от IX съезда Советов, а «сюжетно» с появлением в поэме «звука» и его победой над «тишиной», посланницей смерти.
Два эти понятия, хотя и не персонифицированные, определяют общее движение поэтической мысли в «Высокой болезни»: это «тишина» и ее антипод – «звук» 498 . При этом «тишина» возникает как заместитель «звука»; исчезновение «звука» поэт воспринимает как одну из самых страшных черт эпохи:
498
См.: Фоменко И.В. Заметки к интерпретации «Высокой болезни» (о романтических тенденциях в творчестве Б.Л. Пастернака) // Романтизм в русской и зарубежной литературе / Ред. Н.А. Гуляев. Калинин, 1979. С. 94 – 105.
«Тишина» – это исчезновение «звука»:
…Звук исчезЗа гулом выросших небес (238).Победа над зимой и ее союзником «тишиной» в поэме и в жизни приходит не от музыки, а от того, кто стал «голосовым экстрактом» истории.
Почему же в поэме, кульминацией и завершением которой является речь Ленина, он, Ленин, говорит, но так, что мы его только видим, видим «лицо» его звуков, а слов не слышим? Как Пастернак решил, что Ленин у него будет бессловесным?
В отличие от Николая II, который не персонифицирован в «Высокой болезни», Ленин в ней появляется, он дан через восприятие поэта, он двигается, он жестикулирует, и про него сказано, что
…(Э)та голая картавостьОтчитывалась вслух во всем,Что кровью былей начерталось:Он был их звуковым лицом (244).Этот смело употребленный Пастернаком образ становится понятен только через Блока, который в «Крушении гуманизма» писал, что «несовершенные создания, обрывки вымыслов, гораздо более великих, резервуары звуков, успевшие вобрать в себя лишь малую часть того, что носилось в бреду творческого сознания. Сама Милосская Венера есть некий звуковой чертеж, найденный в мраморе, и она обладает бытием независимо от того, разобьют ее статую или не разобьют» (6, 109).
Если статуя может стать звуковым чертежом, то и речь автора может быть «звуковым лицом». И все же почему Ленин у Пастернака, как в фильме Эйзенштейна «Октябрь», не говорит, почему он бессловесен, тогда как у Маяковского и Сельвинского он говорит цитатами из своих статей и речей? В поэме нет ни малейшего намека на конкретное содержание речей Ленина. «Антинамеком» можно считать строку «слова могли быть о мазуте», поскольку «мазут» как таковой не был упомянут в речи, но о топливном кризисе Ленин говорил подробно и с особенной надеждой на его «минерализацию», то есть замену дров углем и торфом. Предполагаю, что Пастернака не могло не поразить своей убежденностью то объяснение, которое Ленин давал победе большевиков над всеми противостоящими силами: «Мы оказались правы в самом основном. Мы оказались правы в своих предвидениях и своих расчетах» 499 . Отсюда утверждение: «Он управлял теченьем мыслей и только потому страной».
499
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М., 1970. Т. 44. С. 293.
В этих строках уже не спор с Блоком, а совершенное с ним несогласие. Пастернак объявляет причиной победы большевиков те «рационалистические обобщения», которые презрительно отвергал Блок во имя «музыкальных ритмов», во имя стихии.
В автобиографических заметках Пастернака есть как бы комментарий к бессловесному Ленину «Высокой болезни». Ленин, по Пастернаку, понял неизбежность революции, взял на себя всю ответственность и вовремя остановил «разбушевавшееся море» (655), победил стихию.
Пастернак в «Высокой болезни» видит только историческое оправдание или объяснение революции, он не объявляет, как Блок, «злобу» святой, но видит в Ленине сознательное воплощение того, что стихия не могла ни выразить, ни сделать:
Столетий завистью завистлив,Ревнив их ревностью одной…Вот почему Пастернаку не важны были «слова». Он сквозь них видел «суть» истории, ее движение и ее идею, идею «создания нового невиданного мира» (655).
Нет надобности здесь опровергать или поддерживать мнение Пастернака 1920-х годов о Ленине. Для нашей темы существенно, что тогда Пастернак так думал и чувствовал, так оценивал роль Ленина в русской истории.
Но почему же эпос в «Высокой болезни» не получился или, как писал Тынянов в 1924 году, не «вытанцевался»? По поводу одной неудачной попытки создания эпопеи на современном материале он же писал (имея в виду популярную в свое время «Комсомолию» Александра Безыменского): «В поэме есть интересные места, но она совершенно лишена того, что нужно поэме и большой стиховой форме вообще – движения. При больших – для нашего времени – размерах (8 глав, 90 страниц) поэма остается растянутым маленьким стихотворением» 500 . Эта оценка не вошла в статью, хотя она должна была подтвердить то, что он говорит в этой же статье о «Высокой болезни».
500
Тынянов Ю.Н. Поэтика. С. 482.