Свободных мест нет
Шрифт:
Бабы в малярке посоветовали: обратись к профоргу, он тебе путевочку куда-нибудь достанет. Чего тебе дома-то зимой делать? – с тоски помрешь.
Профорг Петров – полный, с виду добродушный дядечка, работал столяром на соседнем участке. Но в рабочей одежде, в фартуке его видели редко, чаще – в черном мешковатом потертом костюме, то куда-то спешащим по своим профкомовским делам, то откуда-то вернувшимся. От Петрова зависело, кому дать путевку, а кому нет. Но старые рабочие всё равно никаких путевок никогда не брали: летом в отпуск ездили с детьми к родителям в деревни, зимой сидели дома, готовили мужьям обеды, а мужчины отсыпались и пили водку. Только бессемейная молодежь
Лидка прошлой зимой ездила с девчонками из общежития в такой дом отдыха. Летом это был пионерский лагерь от их завода, а в остальное время отдыхали рабочие. Кормили хорошо, не то что в заводской столовой. В заводской столовке пообедаешь на полтора рубля, из-за стола встаешь – сыт, а через полчаса снова голодный, будто не обедал. А тут вроде то же самое: салат, первое, второе, компот, – а сытно и вкусно.
После завтрака брали в пункте проката лыжи и делали большой круг по лесу и через замерзшее озеро. Лидка вспоминала свой лес и свои зимы. Снегу вот только у них совсем мало, даже в лесу, и редкую зиму удавалось походить на лыжах. Раньше, когда Лидка еще в младших классах училась, зимы были гораздо холоднее, снежнее. Лидка очень любила зимние забавы. Лыжи любила, коньки. За поселком был пруд, зимой там устраивали каток и катались до позднего вечера. До чего было здорово! Порой матери приходили прямо туда, выуживали своих чад и тащили обедать. А теперь пруд не замерзает, лишь по краям покрывается тонкой корочкой. Местные ребятишки на коньках и стоять-то не умеют, и ни лыж, ни санок им даже не покупают. Скучно им там живется.
После ужина в столовой отодвигали к стенам столы и устраивали танцы под магнитофон. Девчонки доставали наряды, вытаскивали привезенные ради такого случая бигуди и щипцы для волос. Настроение у всех было приподнятое; бегали из комнаты в комнату просить что-нибудь очень нужное.
Лиду танцевать приглашали, а знакомств как-то не получалось. Во второй вечер к ней во время танца подсел одни. В темноте зала и не разберешь толком. Почти весь танец они проговорили, перекрикивая громкую музыку, а когда на следующий танец он пригласил Лиду и встал, Лидка увидела, что ее кавалер меньше ее ростом, неказист, да еще в таких обвислых штанах… Но уже неудобно было отказывать и пришлось протанцевать с ним танец, единственно желая, чтобы этого не заметили подружки. Но те, конечно, очень даже заметили и потом, уже в домике, беспардонно спрашивали:
– Ой, Лидка, что это с тобой за хахаль танцевал – меньше тебя? И такой старый – ему ж за тридцать. И в таких стремных штанах – ширинка аж до колен.
– У него там, наверное, до колен и есть, – хихикали другие.
– Это половой гигант. Лидочка, не связывайся с ним, – издевались третьи.
– Наоборот: повезло-то…
А пока, как только кончился танец, Лида, видя, что этот сморчок собирается продолжать знакомство, сказала: «я сейчас приду», а сама ушла. Танцевать ей расхотелось. Но сидеть в домике одной тоже было скучно, и она гуляла по пустынным ярко освещенным фонарями дорожкам, приятно поскрипывая морозным снежком. Было хорошо. На всю базу орал магнитофон из радиорубки:
Зайдите на цветы взглянуть —
Всего одна минута.
Приколет розу вам на грудь
Цветочница Анюта.
Лидка вполголоса подпевала магнитофону. Последнюю строчку путала и почему-то пела: «буфетчица Анюта».
И вот в такой дом отдыха выходного дня, где было хороша и весело, не так-то просто допроситься у Петрова путевки. Приговаривая свое неизменное «понимаешь ли» и часто моргая маленькими глазками на грушеобразной голове, он отвечал очередной просительнице:
– А ты у меня и так часто ездишь, понимаешь ли.
– Я?! – изумлялась та. – Что вы, я только одни раз была и то в прошлом году.
Петров недоверчиво моргал глазками и говорил:
– Ну хорошо, мы подумаем.
Это значило, что теперь его нужно «ловить»: звонить, бегать на столярный участок, напоминать о себе, опять просить. Петров никак не мог вспомнить: «куда тебе путевку-то?», а потом оказывалось, что у него уже ничего нет, потому что было очень мало, и он все роздал. Петров сочувствующе и очень жалея, что просительнице ничего не досталось, говорил:
– Ну вот, что же ты раньше ко мне не подходила?
Старые рабочие обращались с Петровым запросто, не церемонясь, потому что знали его еще не профоргом, а простым столяром, в фартуке и стружках – как все остальные.
– Дай, Лексеич, путевку-то человеку, – говорили они. – Чего ты жидишься?
Лидка работала всего второй год и Петрова, как вообще всего начальства, побаивалась, без внутреннего трепета подойти ни к кому не могла. Но вот как-то она «поймала» возле малярки Петрова, набралась храбрости и сказала, что вот, мол, отпуск у нее в феврале, нельзя ли ей путевочку, съездить бы куда-нибудь, а?
Петров долга хлопал глазами, смотрел на смущенную Лидку, потом сказал:
– Пойдем со мной в местком.
Лида как была в старом заскорузлом от краски ватнике, так и пошла. Напарницу только предупредила.
Сначала они шли по территории завода – это Лидке было привычно, а когда вошли в высокое красивое здание заводоуправления, куда Лидка тоже без тайного трепета не входила, поднялись на второй этаж и зашагали по красной ковровой дорожке, Лидка сдрейфила. Господи, откуда она знала, что это такое – «местком», и где он находится, она бы хоть переоделась! У нее еще была надежда, что Петров оставит ее где-нибудь в этом дубовом коридоре и в местком пойдет один. Но, дойдя до нужной двери, Петров вошел сам и позвал Лиду. Лида проглотила от робости слюну и вошла. Она еще рассчитывала на то, что может, возле двери постоит, но Петров прошел к одному из столов, стоявших в комнате, за которым сидела «интересная женщина», уселся перед ней на стул и указал Лидке жестом рядом: «садись». Лидка прошла и опустилась на мягкий стул. Заскорузлый ватник встал колом и поднялся на плечах до ушей. «От меня, поди, и краской несет», – с ужасом подумала Лидка.
– Тут такое дело, понимаешь ли, – начал Петров, обращаясь к интересной даме за столом. – У девочки отпуск в феврале, а она из деревни приехала, понимаешь ли, ей и поехать некуда. Нельзя ли ей путевочку сделать какую-нибудь? Посмотри, пожалуйста, что у тебя есть на февраль?
Лидка как услышала про деревню, обалдела: из какой же она деревни, вовсе она не из деревни, а из поселка. Что он говорит такое, а главное – зачем?!
Женщина достала какую-то папку и стала рыться в ней алыми ноготками:
– Вот, – сказала она. – Пансионат под Зеленогорском. С какого у тебя числа отпуск? – обратилась она к Лиде.
– С двенадцатого, – сказала Лидка.
– А нет, это с первого. Дом отдыха «Огонек»… с третьего… Тарту – но это только на два дня, – продолжала она перечислять. – Автобусная в Новгород – три дня. Вот: турпоезд – с четырнадцатого – как раз!
Женщина и Петров посмотрели на Лиду.
– Что? – спросила Лида.
– «Туристический поезд по городам Белоруссии и Украины "По местам былых сражений"», – прочитала женщина.