Свое имя
Шрифт:
Нагнувшись, Вера быстро вытерла о подол руки, нашла на письменном столе карандаш.
— Ценная посылка с доставкой на дом… — Вера не могла сдержать смех, рука не повиновалась ей, и она поставила какую-то закорючку.
Солдат аккуратно сложил бумагу, спрятал ее в карман гимнастерки, надел пилотку и, поднеся руку к виску, стукнул каблуками.
— Спасибо вам. Уже уходите? — огорченно проговорила Вера. — Садитесь, чаю попьем…
Солдат смотрел на нее с нескрываемой нежностью.
— На поезд надо поспеть. Ждут меня в Кемерове. Такая
Солдат ушел.
— С почетом вернулся, — сказала Вера. — Ой, какой же ты худой! Кожа и кости. К тому же кожа очень грязная. А клёш-то, клёш, боже ты мой! Бахрома, как у скатерти…
Алеша ходил по комнате, не слушая сестру. Казалось, он не был здесь вечность. Ему было приятно и горько.
Избегая встречаться глазами с Верой, он спросил об отце, о матери. Вера довольно спокойно сообщила, что от отца писем нет, что мама ушла в госпиталь и обещала вернуться часа через два.
— Что же ты, как гость? Раздевайся… — Она сдернула с него кепку, заставила скинуть пиджачок. — Сейчас воду поставлю, помоешься. Грязнуля!
Когда военный комендант обнадежил ее, что Алешу непременно найдут и доставят по месту жительства, Вера дала себе слово не разговаривать с братом. Зайдет Алеша в дом, а она и «здравствуй» не скажет, даже не обернется. Об этом своем решении Вера вспомнила только сейчас и рассердилась на себя: тоже воспитатель! Надо было проучить его хорошенько, а она сразу растаяла, кинулась обниматься. Впрочем, еще не поздно. Надо его не замечать, пусть помучается, пусть осознает. И она действительно не замечала его минут десять. Но, поняв, что это вполне устраивает Алешу, не смогла больше молчать.
— Как воевалось? — небрежно спросила Вера.
Он рассказал, что доехал до фронта и что все было прекрасно. Но убили майора, чудесного, доброго человека, который обещал взять его в свою часть. А когда он обратился к пехотному капитану, тот попросту предал его: приставил к нему солдата и велел отправляться домой. «Войну мы и так выиграем, надо беречь патриотическую молодежь!»
— Вот какие невеселые дела, — закончил он, полагая, что рассказ получился складный.
— А я каждый день, как дура, газеты смотрела… — с досадой проговорила Вера.
Не будь Алеша так взволнован, он угадал бы ядовитый смысл, скрывающийся за этими словами. Но он спросил доверчиво:
— Зачем?
— В списках награжденных тебя искала, — обрадованно выпалила Вера и побежала на кухню.
— Змея! — бросил ей вслед Алеша.
— А я уже работаю, — сообщила она вернувшись.
Он приложил немало усилий, чтобы изобразить безразличие.
— Не на свои ли собственные средства будешь сейчас меня угощать?
— Очень нужно! Мою зарплату откладываем на книжку. Так решили с мамой.
— Приданое копишь?
— Пустомеля!
Вера принялась домывать пол, совершая тряпкой проворные круговые движения и сообщая брату новости: Митин отец остался на фронте машинистом бронепоезда, а Митя как будто поступает на паровоз.
— Очень большое счастье — на паровоз!
— Что и говорить! Морская пехота — это счастье. По тебе видно.
— Не нужно кипятиться, — Многозначительно сказал Алеша. — Я ведь против Мити ничего не говорю…
— А что ты можешь сказать против него?
— Оставим эту неблагодарную тему, — улыбнулся Алеша и положил руки на живот. — Мне совсем не до таких разговоров. Дай лучше укусить чего-нибудь…
Тревожные минуты
Все здесь было белое: стены, подоконники, деревянные диваны и даже кадка, из которой под самый потолок тянулся стройный фикус.
Человек десять подростков в черных гимнастерках со скрещенными молоточками на выпуклых жестяных пуговицах ожидали приема и переговаривались вполголоса. Митя был занят своими мыслями. В голове еще была счастливая путаница, а перед глазами — сияющее лицо Урусовой. Только сейчас до него по-настоящему дошли ее слова: «Ручалась за тебя. Пойдешь кочегаром-дублером. Испытательный срок — месяц. Смотри! Горновой сказал: «Пробойный парень! Хорошо, если и в работе себя так покажет!» Я заверила: «Покажет!»
«Будьте спокойны!» — подумал Митя.
Значит, он поездной кочегар. Правда, еще не кочегар, а кочегар-дублер, но ничего не поделаешь. В школьном драмкружке, в футбольной команде тоже есть дублеры. Немного обидно, что к драмкружковцам, футболистам и к рабочим применяется одно и то же определение. Назвали б хоть стажером или практикантом, а то — дублер, вроде подставное лицо.
— Долго что-то, — сказал Митя своему соседу, коренастому пареньку с круглым и добрым лицом.
— Эх, лешак его возьми! — вздохнул парень. — Думал, работать сегодня начну. Руки горят, честное слово, хлопцы! А тут тянучка с этой комиссией. Формалистика…
— Месяц назад в училище выслушивали, осматривали с ног до головы. Я еще не успел испортиться, — шутливо-недовольным тоном подхватил парень со шрамом на подбородке.
— А кто тебя знает, — заметил сосед с облупившимся носом. — Может, и подпортился. Паровозная служба здоровых любит. В прошлом году один кончил наше училище, пришел в депо, а комиссия завернула его…
— Это почему же? — изумился черноглазый, небольшого роста мальчишка.
— Такую чудную болезнь нашли, просто страх. Забыл, как называется. В общем, с цветами у него неразбериха.
— С какими цветами?
— Не с розами да маками, понятно. Медицина подкопалась, понимаешь, что у него с глазами нелады. Смотрит он на зеленый цвет, а ему красный показывается.
— Ну да! — насмешливо ввернул кто-то. — А если на красный смотрит?
— А красный ему зеленым представляется.
— Бред, — авторитетно заявил черноглазый. — Такого не бывает.
— А я говорю, есть такая болезнь, — настаивал облупившийся нос. — Название только вылетело из головы. У кого найдут такое, ни в армию не берут, ни на транспорт.