Свои чужие

Шэй Джина

— Полин, — Дима осторожно касается моих пальцев, на этот раз — самых кончиков, привлекая мое внимание, — как бы ты не спорила, нас все равно друг к другу тянет. Мы все еще друг дружку любим. Тебе не кажется, что просто так хочет судьба?

— Не кажется. — Никогда не думала, что так сложно просто скептично скривить губы, — Нет, Дима, не судьба. Куда более банальные вещи. Твое чувство вины, из-за которого ты так продвигал мою книгу на съемки. Твои собственнические инстинкты, из-за которых ты от меня не

отстаешь.

— Тебя ко мне тянет тоже. — настойчиво замечает Дима. Зараза. Настырно не хочет чтобы я игнорировала собственные чувства. И это ходьба по раскаленным углям, на самом деле.

Я помню все, каждый час с ним, который мне достался в течении этих пяти недель. Помню, как выводила меня из равновесия его близость с самого первого дня, и нет, сейчас уже понятно, что это было далеко не из неприязни.

Помню как сидела в чертовом лифте, уткнувшись лицом в его колени и слушала как он мне пел, а сердце внутри корчилось в чувственном экстазе.

Помню как мы танцевали, будто признаваясь друг дружке в самом сокровенном содержимом душ — что мы оба друг к дружке совершенно не безразличны.

И летний солнечный вкус его губ я помню то же.

Вот только в этом и беда. Я знаю, что отравлена.

— Я тебя хочу. — Я произношу эти слова на максимуме резкости и безжалостности. — Это называется так. И не более.

— И ты этим хочешь пренебречь? — По тону слышко, что Дима уже и сам себя заколебал, будто баран долбится головой в закрытые ворота. — Поль, почему тебе так не важно то, что ты хочешь.

Потому что мои желания не заканчиваются на одном только Варламове в моей постели и жизни. И в тех моих желаниях Дима мне не только не поможет, но и помешает.

— Дим, я хочу ребенка. — Нейтрально произношу я, отодвигаясь от бывшего мужа еще на дюйм. Даже от этого становится холоднее. Черт… Как же сильно я в него влипла на этот раз, и даже не заметила.

На самом деле — уже давно хочу. Мне пора, да. Возраст — штука немилосердная, и сейчас — я еще успею, но терять пару лет на Диму — не могу, это почти растрата моей жизни впустую.

Я и тогда о нем мечтала, до развода. О сыне, для себя и для Димы, чтобы у него были его глаза, его нос, а от меня можно хоть уши, и не больше. Сейчас уже неважно, сын-дочь, да и честно, уже без разницы от кого. За последние недели я даже подумывала об ЭКО, раз уж с Костей не срослось. Видимо это просто потому что сейчас я уже могу и без мужчины вырастить своего ребенка.

С губ Варламова срывается невеселый смешок.

— Это твоя проблема? — насмешливо уточняет он. — Так можем хоть сейчас начать заниматься вопросом, мой кабинет недалеко, до проб еще час.

Болван. Это шутка, на грани фола, но шутка, но меня она все равно бесит. Сейчас даже возмущение отыгрывать не приходится, все свое, живое.

— Ребенок, это тебе не перепихнуться по быстренькому, Варламов, — едко бросаю я, отвешивая ему мысленную оплеуху. — Ребенок — это огромная ответственность. Человек, который требует заботы и внимания. Ресурсов, наконец.

— И я сомневаюсь, что мы с тобой сейчас не сможем на что купить памперсы. — практично качает головой Дима.

Ну, да, финансово мы оба сейчас можем себе позволить ребенка без особых сложностей. Проблема ведь не в этом.

— А я сомневаюсь. — Жестко отрезаю я. — Сомневаюсь, что ты не наиграешься снова в семью, Варламов. Сколько лет ты выдержишь на этот раз? Два года? Три? И снова в свободное плаванье, снова по бабам?

— Да с чего ты… — я не даю ему договорить, я резко дергаю подбородком, показывая что не закончила мысль.

— Я год переживала развод с тобой. — Раздраженно бросаю я самый основной свой якорь. — Год. Только через три года смогла подпустить к себе мужчину. Если ты наиграешься — снова будет то же самое. Только уже с ребенком. И подставлять его под удар я не хочу. Что я за мать буду, в таком случае?

— Полина… — голос Димы звучит растерянно, глаза выглядят уязвимыми.

Странно, это ведь я уязвимость выставила сейчас. Строго говоря — прямо призналась, насколько не просто мне было его пережить.

— Полин, но ведь это все можно исправить? — Сегодня явно не мой звездный час, разговор проходит совсем не том тоне, в котором он мне виделся. — Весна моя, просто скажи. Ты скажешь с моста прыгнуть, я ведь прыгну, лишь бы поверила, что мне никто кроме тебя не нужен…

Если бы это могло помочь…

Если бы Дима мог доказать, что никто кроме меня ему не нужен? Что не уйдет от меня, ни за что. Что и он готов к серьезным вещам, что и он хочет ребенка. Вот только он не может. И мне чудовищно больно от того что это не так.

— Никак. — боль прорывается и в голос, — Никак ты это все не исправишь, Дим. Тут нечего исправлять. Я просто не смогу так жить — постоянно в страхе, что ты от меня уйдешь.

— Я не уйду. — Эти его слова звучат отчаянно. — Поль, дай только шанс и я тебя больше никому не отдам. Никогда не оставлю.

Боже, как я хочу ему поверить. Вот только не могу. Один шанс — это слишком много. Увы. Ровно на один шанс больше, чем я могу себе позволить.

— Тогда ты мне тоже говорил что никому не отдашь и никогда не оставишь. — Пусто возражаю я. — Говорил ведь?

Дима качает подбородком, потерянно глядя на меня.

Говорил. Именно поэтому я знаю, что все это — только слова. И единственное что мог Дима сделать для нашей семьи и для меня — это не подавать на развод.

— И сколько женщин у тебя было после развода? — устало спрашиваю я.