Свои чужие
Шрифт:
— И всё же. — Кирилл склоняет голову на бок. — Мне просто интересно, что заставило тебя сменить элитный ЖК на старую хрущёвку?
Чёрт, выходит, он знает, где я живу! Проверил и карту, и квартиру. Хотелось бы и дальше верить, что Самсонов навсегда вычеркнул меня из своей жизни. Не проверял, не контролировал, не помнил. И всё из-за одной крупной ошибки. Вспоминаю, и мороз по коже гуляет. Ничего плохого я тогда не сделала. Пошла с подругой в клуб, выпила, а дальше закрутился настоящий криминальный триллер! Мне грозило четыре года за решёткой. Позже ситуация разрешилась в мою пользу! Антона посадили, Назара отец вывез за границу. О нём никто в универе больше не слышал.
— Мне кажется, или это не твоё дело? — отвечаю Самсонову, гордо вскинув подбородок. — Прости, но тебя никто не просил покупать мне квартиру. По документам она моя, могу делать с ней всё что угодно. И вот решила, что чем проще, тем лучше. Продала и переехала.
Кирилл щурится и внимательно на меня смотрит. Глаза темнеют и вспыхивают дьявольским огнём. Кажется, ему не нравится, что я разговариваю подобным тоном. И раньше не нравилось. Это выводило его из себя.
Он опускает руки в карманы брюк, делает шаг навстречу. Я автоматически отступаю назад. Всё ещё помню, как вкусно он пахнет. Не боюсь, что не устою, нет. Боюсь, что непрошеные картинки нашей близости будут потом преследовать меня несколько дней.
На самом деле причина для продажи квартиры была более чем веской. Маша, моя университетская подруга, забеременела на первом курсе. Парень не отказался от ребёнка, женился. Маша взяла академ, осела дома. Родила прекрасную дочку по имени Кристина, которой я стала крёстной матерью.
Ещё в утробе у малышки обнаружили проблемы со здоровьем. После рождения диагноз подтвердился, Кристину взяли на учёт и долго контролировали. В один из приёмов у нейрохирурга выяснилось, что ситуация резко усугубилась. Требовалась экстренная и дорогостоящая операция в Германии. Можно долго описывать, что подруга пережила в тот момент. Плакала, сидя на моей роскошной кухне в двадцать квадратных метров, с мраморной столешницей и панорамным видом на город. Её мужа на тот момент уволили с работы, декретных платили катастрофически мало. А я слушала её, держала на руках Кристинку и понимала, что в силах что-нибудь изменить. Не потому, что Машка просила. Потому что так хотела сама.
— Надеюсь, никто не воспользовался твоей доверчивостью, Вита, — произносит, тяжело вздохнув, Самсонов.
— Это более чем осознанный выбор, Кирилл, и…
Не успев договорить, замечаю, как в нашу сторону направляется владелец клиники — Мирон Юрьевич. Его все боятся и уважают. О том, с какой лёгкостью он лишает премий работников частного госпиталя, ходят легенды. Мне не доводилось сталкиваться с ним лично, но по инерции вжимаю голову в плечи и почему-то думаю, что Мирон Юрьевич идёт меня отчитывать за вчерашнее опоздание. На глазах у Самсонова, какой стыд!
Но неожиданно рот мужчины плывёт в улыбке. Он протягивает руку Кириллу и, крепко похлопав его по спине, спрашивает, как дела.
— Как мать? Лучше?
— Да, спасибо, — отвечает Самсонов. — Всё хорошо.
— Я рад. Забеги ко мне в следующий раз, ладно? Сейчас, к сожалению, тороплюсь.
Мирон Юрьевич не обращает на меня никакого внимания и не отчитывает за опоздание. Он целенаправленно шёл к Кириллу, потому что… давно знаком с ним?
Вспоминаю, с каким энтузиазмом Жанна Леонидовна звала меня на собеседование. Я так волновалась, боже! Первая ответственная работа в частном дорогущем госпитале. У меня ноль опыта, ещё и учёба в вузе. Кому я нужна такая?
Первое время даже сомневалась, стоит ли проходить собеседование, ведь всё равно откажут! А потом решилась. Приехала, осмотрелась, ответила на парочку формальных вопросов и тут же получила должность.
Я воодушевилась, выпрямила спину, почувствовала себя важной и значимой. Гордилась тем, что смогла. И сейчас, стоя напротив Кирилла и глядя на то, как он по-дружески общается с моим непосредственным руководителем, начинаю понимать, что приняли меня сюда не просто так.
— Ты с ним знаком! — повышаю я голос, когда Мирон Юрьевич отходит на приличное расстояние и садится в машину. — Ты знаком с моим начальником! Поверить не могу… Самсонов, ты что?.. Ты все два года следил за мной? Шпионил?
— Присматривал, — поправляет он.
— Ну конечно же, всё сходится! — возмущаюсь, будто не слыша его. — Жанна Леонидовна прекрасно знала, что на последнем месте работы мне не заплатили денег. Я жаловалась, что устала и хочу пойти в медицину. Третий курс окончен на отлично, лето, свобода действий. Она выслушала, покивала головой и уже на следующий день предложила работу в госпитале. Предательница! Вы… вы за моей спиной провернули это!
Я говорю быстро и сбивчиво. Щёки горят, дыхание спирает. Захлёстывают злость и отчаянье. Всё это время я искренне считала, что Самсонова нет и больше не будет в моей жизни. Но он был. Молча, незаметно. А я даже не подозревала об этом!
Кирилл едва заметно улыбается. Не стесняясь меня рассматривает. Лицо, шею, губы. На последних задерживается чуточку дольше. Прищуривается, будто вспоминая, какие они на вкус. Раньше Самсонов обожал меня целовать. В порыве страсти однажды признался, что только со мной у него включилась эта функция.
— Я думала, что достойный кандидат на должность, — продолжаю говорить дальше, но уже чуточку тише. — Поэтому не было вопросов. Поэтому меня без раздумий взяли. Сейчас даже смешно становится! До чего же я наивная…
Самсонов делает шаг навстречу и кладёт ладонь на моё плечо. До мурашек пробирает. Он только что вывел меня из себя! Обычно я спокойна на работе и с пациентами. И дома тоже. Соседка этажом ниже придёт возмущаться, что телевизор громко смотрю. Орёт, негодует. А мне хоть бы что! Стою, невозмутимая, слушаю вполуха. Со стороны может показаться, что на сильнейших успокоительных сижу, но на самом деле это не так. Просто все свои самые яркие эмоции я уже пережила и после этого будто выгорела.
— На меня посмотри, — просит Кирилл.
Я делаю вид, что увлечённо рассматриваю носы своих кедов. Все слова возмущения куда-то разом пропали. В голове пустота, только бабочки приятно щекочут низ живота, когда Самсонов находится на критически близком расстоянии.
Но я больше не позволю ему просочиться в сердце и душу. Пусть ищет себе зрелую, умную, опытную. Если уже не нашёл.
— Вита, взгляни на меня, — твёрже произносит Кирилл, и я повинуюсь.
В его глазах темным-темно, холодом веет. Я неприятно ёжусь и дышу. Стараюсь глубже и чаще. Самой себе напоминаю, что надо.