Своих не сдаю
Шрифт:
Только тут Морген заметил, что левая полускрытая от него корпусом рука бородача висит на протянутой через шею брезентовой косынке. Он уже открыл было рот, чтобы приказать разведчикам помочь пленным, но Зяма его опередил.
— Щас прям, — глумливо ощерился он в лицо чеченцу. — Все бросил и пошел эту падаль ворочать! Сами грузите! Не подохнут! Вы, мрази, живучие!
— Зачэм так сказал! — тонким голосом выкрикнул вдруг молодой чеченец. — Ва! Кто здэсь мраз?! Ты, свинья, с мужчинами гаварышь! В пилэн визял, ладна! Оскорбилять зачэм? Кто такой право тибэ дал?!
— Кто мне право дал? — хрипло выдохнул Зяма. — Ах ты, пидор! Козоеб недоделанный! Да я вас мразей давил и давить буду, пока последний не сдохнет! По праву русского человека! По праву того, кто вам тут все построил, жизнь наладил, из говна вытащил! По праву того, кому вы вместо благодарности нож в спину воткнуть норовите! На, пидор!
Широко размахнувшись, контрактник ударил чеченца кулаком в лицо. Из разбитого носа юноши брызнула кровь, голова мотнулась назад, он пронзительно вскрикнул, но уже через секунду, совладав с собой, ожег разведчика горящим ненавистью взглядом.
— Не трогай моего брата! — рявкнул бородач, делая шаг вперед.
— Отставить! — страшным голосом гаркнул Морген, видя как в ответ на непроизвольное движение чеченца, неприятно оскалившись, вскидывает автомат Зяма, плечом чувствуя, как стремительно разворачивается,
— Прекратить немедленно! Копыто, Зяма! Отставить я сказал!
Привычная прочно вбитая в мозги команда подействовала. Остановились, замерли.
— Я ничего не делаю, командир, — в наступившей тишине внятно выговорил чеченец. — И брат мой тоже ничего вам не сделает, только не надо его бить. Мы не сопротивляемся. Мы же пленные…
— Заткнись, сука! Заткнись! — пронзительно взвизгнул Зяма, дергая из стороны в сторону мелко дрожащим автоматным стволом. — Пристрелю, гниды!
— Все! Хватит! Зяма, опусти оружие!
— А чего он, командир?!
— Все, Зяма, они пленные, не надо об них мараться… Передадим вованам, пусть они разбираются…
— Я испачкаться для дела не боюсь, командир! — ответил контрактник, с видимым усилием опуская готовый к стрельбе автомат, в голосе звенел неприкрытый вызов.
«Если ты закон не соблюдаешь, чем ты лучше боевика, э?» — вспомнил слова участкового Морген. Привалившись к спиной к бетонной стене, жестом предельно усталого человека, он смахнул со лба крупные капли холодного пота. А разве есть такой закон, по которому можно воевать в своей стране против ее же граждан? Так что же нам соблюдать?
Салех
Тихий, навевающий неясную полудремотную тоску шорох, легкого ветерка игравшего где-то высоко в пушистых кронах вековых стволов кряжистого дубняка, ласкал слух. Солнце узкими копьями приятно-теплых нежно гладящих задубевшую кожу лучей пронзало заросли, рассыпаясь во все стороны рикошетящими от капель прохладной утренней росы, потом выступившей на траве, игривыми зайчиками. Салех поправил крепко прихваченный для большей устойчивости ременной петлей к древесному стволу автомат, придирчиво проверил специально выверенный так, чтобы находился в пределах назначенного сектора обстрела, свободный ход оружия. Огляделся по сторонам, внимательно оценив, как себя чувствуют соседи справа и слева. Хоть и обстрелянные и проверенные в деле бойцы, а все же не профессионалы, местные чеченцы-добровольцы, бывшие крестьяне, несмотря на воинственный нрав имеющие весьма посредственное понятие о, лишь на первый неискушенный взгляд простой, грамматике военного дела. Была бы его, Салеха, воля, он не стал бы принимать в отряд добровольцев, как говорят русские, лучше меньше, да лучше. Надежная, спаянная совместными операциями и общими целями боевая группа, составленная из таких же, как и он сам, профессиональных солдат удачи, на его взгляд могла нанести федералам гораздо более ощутимый урон, чем пусть многочисленное, но морально не устойчивое, на скорую руку обученное, состоящее из бывших чабанов войско. Однако здесь его мнения никто не спрашивал. Братьям-мусульманам было жизненно необходимо показать мировому сообществу, что успешное сопротивление якобы бестолковой и в конец морально разложившейся российской армии, оказывают вовсе случайные на войне люди, вынужденные взяться за оружие лишь силой обстоятельств. Потому всем наемникам было настрого запрещено как-либо афишировать свое присутствие, давать интервью вездесущим корреспондентам, попадать в поле зрения объективов их операторов, да и просто слишком выделяться в общей массе борцов за свободу и независимость Ичкерии. Впрочем, коллеги Салеха никогда и не заботились о лишней славе, в первую очередь их интересовали деньги, во вторую, обычно, они же… Это неукоснительное правило касалось даже арабов, якобы прибывших сюда бескорыстно нести идеи ваххабизма. Бескорыстно? Нет, брат, шалишь! За бесплатно проповедовать гораздо приятнее дома, лежа на удобном диване, а нести слова пророка в далекие чужие страны, держа в одной руке Коран, а в другой автомат, намного сподручнее, когда за это с тобой расплачиваются наличными долларами. Это всем здравомыслящим людям было известно и понятно. Однако верхушка полевых командиров и сам президент независимой Ичкерии упорно силились показать, что в первую очередь против хлынувших через границу русских оккупантов воюет чеченский народ. «Грязные, тупые, ублюдки! — с неожиданно прорвавшейся неприязнью подумал вдруг о чеченцах Салех. — Много бы вы тут без нашей поддержки навоевали!» Чеченцы как таковые вызывали у него тщательно маскируемое чувство брезгливого отторжения. Ему претили откровенное бескультурье и неприкрытая необразованность большинства из них, не нравилась их, перехлестывающая через край, грубая, гипертрофированная самость. Будь его воля, он гораздо охотнее дрался бы против них, чем вместе с ними. Однако деньги не пахнут. Конечно, намного приятнее зарабатывать их в какой-нибудь европейской стране, или на худой конец на Балканах, но там промысел солдата удачи стал в последнее время уж слишком опасен, хуже, пожалуй, могло быть только в Ираке. Здесь все намного проще, а деньги те же.
Отвлекаясь от грустных мыслей, Салех еще раз абсолютно без всякой нужды осмотрел автомат. Чего там смотреть? Обычный, знакомый как свои пять пальцев «калаш» калибра семь шестьдесят два. Новомодным АК-74, Салех откровенно не доверял, лишь пренебрежительно улыбаясь, когда ему рассказывали про специально разбалансированную пулю этого оружия, наносящую, за счет кувырков при встрече с препятствием, значительно более чувствительные повреждения при попадании в человеческое тело. «Да эти ваши пули от кустов рикошетят! Нет уж, увольте, мне такой автомат не нужен! То ли дело мой АКМ! Рельс навылет прошибает!» — решительно рубил он ладонью воздух. Определенный резон в словах йеменца был и на этом споры, обычно, заканчивались.
Ветер донес издалека гул моторов. Салех мгновенно подобрался, сделавшись в этот момент вдруг неуловимо похожим на готовящуюся к прыжку хищную кошку. Он внимательно глянул еще раз на выгибающуюся в сотне метров под ним крутым поворотом раздолбанную шоссейку, проверил правильность выставления прицела, затем припал к прикладу, водя мушкой от одного края обнажающего дорожное полотно просвета до другого. Вроде все было в порядке. Не довольствуясь проделанными манипуляциями, араб, отсоединив и вновь тщательно примкнув магазин, снял предохранитель, мягко переставив его на автоматический огонь, после чего передернул затвор, досылая патрон в патронник. Пальцы йеменца ощутимо подрагивали. Так всегда бывало перед боем, скручивающиеся в тугие узлы нервы давали о себе знать. И ничего поделать с этим Салех не мог. Несмотря на всю его многолетнюю военную карьеру в разных частях света, перед очередной схваткой он все равно волновался, как зеленый новобранец. Видимо нельзя привыкнуть к войне, даже если именно ей ты зарабатываешь себе на жизнь.
Место для засады было выбрано грамотно. На крутом изломе вьющейся в лесных зарослях дороги, водитель неминуемо сбросит скорость при прохождении поворота. И это даст затаившимся на склоне стрелкам так необходимые секунды, прежде чем автомобиль сможет вновь рвануть полным ходом. К тому же по этому заштатному глухому ответвлению узенькой бетонки от знаменитой трассы «Кавказ» не ездил практически никто, кроме жителей лежащего неподалеку села, да еще небольшой, всего из двух «Уралов» и водовозки, зато регулярной как часы армейской колонны, доставлявшей еженедельно продукты на выносной пост за селом. Район был тихий, мирный, местные жители предпочитали постепенно налаживать подорванный войной быт, а не партизанить под знаменем пророка. И это давало сразу два положительных для воинов Аллаха момента. Во-первых, играющая засадникам на руку неосознанная расслабленность, не ожидающих на привычно-безопасной дороге никаких пакостей, федералов. А во-вторых, нет более действенной наглядной агитации для привлечения на свою сторону инертного населения, чем неминуемо обрушающиеся на его голову после расстрела колонны жесткая зачистка и другие карательные акции русских. Подобными методами испокон веков пользовались все партизаны. Еще в Великую Отечественную, специально заброшенные в немецкий тыл отряды бойцов войск НКВД, взорвав железнодорожный мост, или устроив такую же засаду на дороге, вызывали приход в близлежащую деревушку, разгневанных подобным бесчинством, немецких карателей. А уж потом парни из мирно жившей до этого деревни, озлобленные творимой оккупантами расправой, толпой валили в формируемый партизанский отряд, чтобы мстить захватчикам, только записывать успевай. Сегодня русские сами оказались в роли карателей, и что особенно интересно, создается такое впечатление, будто Великой Отечественной и ее партизанского опыта в их истории и не было вовсе. Право слово, умный учится на чужих ошибках, дурак — на своих. Но как назвать того, которому по барабану, как свои ошибки, так и чужие? Того, кто с маниакальным упорством дебила, раз за разом продолжает наступать на одни и те же грабли? Ну бог с ним, опыт Великой Отечественной забылся, порос мхом небывальщины, покрылся патиной легендарности и редко кем изучается всерьез, хотя стоило бы многим военачальникам заглянуть в наверняка сохранившиеся секретные архивы НКВД повествующие о способах и методах позволивших в рекордные сроки провести ликвидацию литовских «лесных братьев», всевозможных бандеровцев, да власовцев… Бог с ним, давно это было, где уж генеральским мозгам такое вспомнить… Но ведь недавно совсем вели антипартизанскую войну во Вьетнаме американцы, вот вам достаточные для умного, чужие шишки. А раз в генералы отродясь умные не выходили, то чего же вам Афганской войны не хватает? Или отболела уже своя собственная, крепко набитая тогда морда? Салех, три курса честно отучившийся в университете Дружбы Народов в Москве, хорошо знакомый с русскими людьми и их историей, буквально благоговел перед мужеством и стойкостью русского народа, восхищался его способностью творить чудеса, как в науке и технике, так и на бранном поле. Но одновременно он презирал и ненавидел русских за их рабскую покорность, неумение жить своим умом, безоглядное служение дуракам, испокон веков оказывавшимся почему-то в этой удивительной стране на руководящих постах.
Близкий рык мотора перешедшего на пониженную передачу грузовика заставил его выбросить из головы, не относящиеся к предстоящему бою мысли и судорожно сжавшись припасть к прицелу. Сразу за поворотом головная машина должна была наткнуться на только что приготовленный из трех поваленных деревьев завал. Тратить дорогостоящие и дефицитные гранатометные выстрелы, или взрывчатку на заурядную снабженческую колонну боевики посчитали лишним. Достаточно просто остановить грузовики, расстрелять их потом, будет детской забавой, заодно примут первый бой, попробуют вкус крови гяуров те восемь новичков, что недавно набрали в окрестных селах. Покажут себя, свою готовность для более серьезных дел. Удивленно взвыв мотором, зеленая туша «Урала» уперлась мордой капота в завал. Со слышным даже засевшему на склоне Салеху скрежетом водитель переключился на пониженную передачу, выкашляв из выхлопной трубы облако сизого дыма. «Неужели хочет попробовать махнуть напрямую? Во дурак! Правду говорят, что прежде чем покарать кого-нибудь, Аллах лишает человека разума, тем самым предавая его в руки врага, — подумал Салех, ловя на мушку бритую голову старшего машины, по пояс высунувшегося из окна и что-то орущего водителю. — Ясно же, что три дерева поперек дороги упали не сами собой! Тут уж если не засада и сейчас убивать начнут, то сам завал заминирован однозначно. Не зря же трудились, деревья валили! Так какого же рожна ты с ходу через него прешься? Совсем баран, или жить не хочешь?» Офицер меж тем все более ожесточенно размахивал руками. Салех мерно стравил сквозь плотно сжатые зубы воздух из легких, глубоко полной грудью вдохнул, плавно выбрал свободный ход спускового крючка. Лопоухая голова гяура уже плотно сидела на мушке. Бах! Приклад ласково, по-дружески ткнулся в плечо, а затылок старшего головной машины будто расцвел диковинным красным цветком. Офицер широко, по-бабьи всплеснул руками, будто пытаясь ухватиться ими за воздух, и так и застыл, наполовину свесившись из окна кабины.
— Огонь! Огонь! — уже не скрываясь, в голос заорал Салех. — Аллах акбар!
Крик его потонул в длинных заполошных очередях огненными росчерками трассеров пронзивших воздух, градом свинца хлестнувших по «Уралу». С другой невидной из-за поворота стороны дороги, где должны были находиться еще один грузовик и водовозка, тоже звонко ударили выстрелы, забасил, перекрывая автоматную трескотню, пулемет. «Аллах акбар! Аллах акбар!» — гулким эхом звенел лес. «Урал» натужно взревев газом, подпрыгнул, пытаясь взобраться на препятствие, но, завывая от напряжения как раненый зверь, откатился назад. И тут же смолк пробитый пулями двигатель. «Аллах акбар!» Водитель тяжелым кулем вывалился на дорогу, нырнул под скаты колес. Из кузова метнулись еще двое. Пули взбивали фонтанчики бетонной крошки вокруг машины, будто дождевые капли лупят по уже потекшим по асфальту лужам во время сильного ливня. Салех лишь осуждающе покачал головой. Стреляли чеченцы отвратительно, даром расходуя боеприпасы, неприцельно выпуская за раз по полмагазина. Русские тоже впрочем, не блистали умением. Забившиеся под колеса солдаты, словно сговорившись как можно быстрее и бесполезнее расстрелять имеющиеся патроны, стригли заросли длинными очередями гораздо ниже по склону, чем место засады. Лишь один, сидевший под правым задним колесом, подозрительно молчал, то ли ранен был, то ли, что гораздо хуже, выцеливал кого-то из нападающих. Это было не здорово. Появление в мобильном легком на подъем партизанском отряде даже одного раненого бойца создает целую кучу проблем. Салех занервничал и вогнал несколько очередей, рядом с укрытием неправильного солдата, окатывая его острой каменной крошкой, сбивая прицел, заставляя вернуться в заполошно-испуганное состояние, которое, судя по всему, русский смог преодолеть. Из-под колеса дважды экономно татакнул в ответ автомат, злые короткие очереди, нащупывающе легли в нескольких метрах от йеменца. Тот удивленно покачал головой и, отстегнув прихватывающий к дереву автомат ремень, сместился чуть правее, надеясь оттуда лучше разглядеть засевшего под скатами колес солдата. Водитель и второй федерал продолжали не глядя выпускать пули в сторону леса. Попасть они ни в кого не могли и чеченцы, постепенно успокоившись, прекратили бестолковый ураганный огонь и теперь лишь изредка постреливали, напоминая, засевшим под машиной, что они здесь и никуда не ушли.