Своими глазами
Шрифт:
Пожалуй, самый характерный элемент маорийской резьбы по дереву — фигура большеголового человека со сверкающими глазами из перламутровых раковин и высунутым вниз языком (эта гримаса выражает у маорийцев дружелюбие). Их трехпалые руки символизируют собой цикл бытия: рождение, жизнь и смерть. Резные человеческие фигуры маорийцев имеют несомненное сходство с загадочными идолами на острове Пасхи. Те же непропорционально большие головы, вздутые животы. Примечательно, что в маорийских орнаментах встречаются изображения животных, которые в Новой Зеландии не обитают: нечто вроде крокодилов или варанов, а также мифические существа, похожие на летающих ящеров.
В маорийском прикладном искусстве существует четкое разделение между мужскими и женскими ремеслами. Резчиками по дереву бывают только мужчины. Женщины занимаются плетением, используя для этого самые разные материалы — от камышовых прутьев до шерстяной пряжи, на которую нанизываются ракушки или орехи. Из таких своеобразных бус мастерят маорийские юбки, которые во время танцев гремят, словно кастаньеты. Все изделия, созданные женскими руками, бывают украшены только геометрическими орнаментами, которые резко контрастируют с системой образов, присущей «мужскому» ремеслу — резьбе по дереву.
В маорийской деревне я впервые увидел киви, которую считают национальным символом Новой Зеландии. Эта бескрылая ночная птица величиной с утку покрыта тонкими серовато-бурыми перышками, напоминающими грубую шерсть. Не случайно маорийские вожди имели обычай носить легкие и теплые накидки из этих перьев. На мой взгляд, киви с ее длинным тонким клювом очень похожа на клубок шерсти, из которого торчит костяная спица. Действительно, птица-символ. Во-первых, она больше нигде в мире не водится. А во-вторых, она, подобно мешку шерсти в британской палате лордов, своим видом напоминает о том, что далекая заморская ферма когда-то поставляла сырье для английских сукон.
Без традиционного рынка
Долгие годы новозеландская экономика была целиком привязана к британскому рынку. Сбыт шерсти, баранины, масла и сыра был отлаженным и стабильным. Поэтому вступление Англии в Общий рынок имело для Новой Зеландии поистине катастрофические последствия. Она разом лишилась преимущественного доступа к британскому потребителю. А к трудностям экспорта почти одновременно добавилось резкое вздорожание нефти, которую страна вынуждена импортировать. Результатов всего этого стало резкое падение жизненного уровня. В 50-х годах Новая Зеландия числилась третьей по благосостоянию среди развитых капиталистических стран — членов Организации экономического сотрудничества и развития. А ныне оказалась на одном из последних мест в этом списке.
Новая Зеландия по-прежнему зависит от внешних связей. По объему экспорта на душу населения она занимает одно из первых мест в мире. Англия, которая традиционно была ее главным торговым партнером, Ныне переместилась на четвертое место после Австралии, Японии, США. В силу своего географического положения новозеландцы издавна привыкли следовать девизу «сделай сам». Человек любой профессии может там не только застеклить окно или заменить водопроводный кран, но и собственными руками построить парусную лодку, смастерить прицеп для автомашины. Это бесспорное достоинство островитян кое в чем стало превращаться в свою противоположность. Новозеландская индустрия всегда имела очень ограниченный внутренний рынок и не стремилась выйти за его пределы. Обрабатывающая промышленность традиционно считалась младшим партнером сельского хозяйства. Ее главными направлениями были сборка и ремонт сельхозтехники, переработка животноводческой продукции. Товары народного потребления предназначались лишь для внутреннего рынка. А высокая стоимость фрахта защищала местных производителей от заморских соперников. И вот основа былого благополучия рухнула. Гарантированных рынков сбыта не стало, находить новые становится все труднее.
С деятельностью высшего законодательного органа Новой Зеландии меня знакомил член комиссии по иностранным делам и обороне депутат Дж. Брэйбрук. Зал заседаний парламента имеет явное сходство с британской палатой общин. Те же обитые зеленой кожей диваны. Та же процедура принятия решений: выйти из зала в одну дверь — значит проголосовать «за», в другую — проголосовать «против». Палата представителей переизбирается каждые три года. В ее составе 95 депутатов, причем четыре места постоянно закреплены за маорийской общиной. Члены палаты заседают в высоком двухъярусном зале. Наверху галерея для публики и прессы, обрамленная белыми колоннами. Нижняя часть стен облицована темным дубом. Вдоль этих деревянных панелей в два ряда размещены резные барельефы с названиями заморских сражений, в которых участвовали новозеландцы.
— Для моих родителей, тем более для их предков, патриотизм означал верность британской короне. Новозеландцы говорили о путешествии в Англию как о поездке домой. И так же относились к защите интересов империи. В пересчете на тысячу жителей наша страна понесла в Первой и Второй мировых войнах больше человеческих жертв, чем любой из бывших британских доминионов, — рассказывает мой спутник.
По его словам, переломным моментом для новозеландцев стали падение Сингапура в 1942 году и угроза японского вторжения. Лондон оказался не в силах защищать свою далекую заморскую «ферму». До японской оккупации дело не дошло. Зато в Новой Зеландии появились американцы. Членство в военном блоке АНЗЮС, объединяющем Австралию, Новую Зеландию и США, обернулось причастностью к войнам в Корее и Вьетнаме.
— Во вьетнамской войне участвовало около шести тысяч моих соотечественников — отнюдь не мало для страны с трехмиллионным населением, — говорит Брэйбрук. — Как видите, новозеландцам приходилось вновь и вновь проливать кровь далеко за морями — то во имя верности британской короне, то ради интересов Вашингтона. Но я думаю, что пора участия в чужих авантюрах прошла. Мы больше не намерены быть чьим-то оруженосцем. Мы хотим проводить политику, отвечающую нашим интересам, говорить собственным голосом.
Столица Океании
Окленд для новозеландцев — все равно что Сидней для австралийцев. В этом самом крупном городе страны с миллионным населением живет втрое больше людей, чем в столице — Веллингтоне. Окленд очень похож на Сидней. И оба эти города часто сравнивают с американским Сан-Франциско. Те же застроенные одноэтажными белыми домиками зеленые холмы. Те же тихие заливы с пляжами в городской черте и мачтами тысяч яхт на приколе. Тот же пахнущий морем и сухими травами воздух, ибо океан, как естественный кондиционер, отсасывает в часы отлива нависший над городом автомобильный чад.
Если подняться на Холм одинокого дерева (когда-то эта гора служила маорийцам чем-то вроде крепости), можно окинуть взором почти весь Окленд. Город разросся на двухкилометровом перешейке между двумя гаванями. Одна из них является частью Тасманова моря, другая выходит на Тихий океан.
Как и Сидней, Окленд — город очень разбросанный (по площади он больше Лондона). Многоэтажные здания теснятся лишь в деловом центре. А в остальном Окленд состоит из предместий. Это город одноэтажных коттеджей, окруженных двориками величиной с наши садовые участки. Многие черты местного быта связаны именно с возможностью проводить большую часть года на открытом воздухе. На лужайке перед домом новозеландец принимает гостей, зажарив на углях баранью ногу. На заднем дворе он любит что-нибудь мастерить в выходные дни. Окленд расположен на северной оконечности Новой Зеландии, наиболее защищенной от холодных антарктических ветров. Город тысячи парусов, как его называют за обилие яхт, соседствует с безбрежными просторами величайшего из океанов. И видимо, закономерно, что достопримечательностью Окленда стал уникальный аквариум, дающий человеку возможность ощутить себя обитателем океанских глубин. В большинстве аквариумов посетители ходят вокруг прозрачных стен и смотрят на рыб, плавающих как бы в гигантской банке. В Окленде же человек может взглянуть на подводный мир изнутри, из прозрачного тоннеля, проложенного по дну аквариума.