Свой почерк в режиссуре
Шрифт:
У Бессона каждый кадр — это образ: Никита не просто посажена в камеру, это какие-то низкие клетки, ее там содержат как животное, и сразу возникает ощущение, образ — это животные, сидящие в этих клетках.
А у Бэдхема они сидят совершенно нормально в обычных камерах. Вроде бы маленький нюанс, вроде бы разница-то небольшая — чуть другой ракурс, кинокамеру поставили тут повыше, а там пониже. Но сразу меняется ощущение, сразу меняется образ: у Бессона ощущение странности, а тут ощущение реальности и конкретности. Такое тоже может быть, только это уже не произведение искусства, это коммерческое кино, оно уже другое.
В сцене допроса Никиты ее бьет
На меня, безусловно, первое.
Вот в чем разница — в первом случае творит художник, а во втором работает профессионал. Высокого класса ремесленник. Вот и выбирайте, что вам больше по душе.
Правда, в этой дилемме есть маленькая хитрость, она не так проста. Дело в том, что, для того чтобы стать серьезным художником в нашей профессии, надо сначала стать настоящим профессионалом. Дилетантов, пусть даже одаренных, наша работа не терпит.
6. Игра со зрителем
Правильные ракурсы. Что показывать и что не показывать. Месседж и точка зрения. Главные эмоции. Визуальное решение и философское наполнение. Финал фильма
Воображение
Предположим, вам надо снять некую сцену. До вас подобных сцен снималось бесчисленное количество.
Как же найти свое решение?
Каким путем пойти?
Прежде всего, надо определить, что вы покажете зрителю, а что нет. На чем вы построите его интерес к сцене. Сейчас поясню, что я имею в виду.
Я полагаю, все вы понимаете разницу между порнографическим кино и эротическим. В порнокино вам показывают все подробности, включая гениталии, в эротическом они от вас скрыты. По тому же принципу, мне кажется, отличается произведение искусства от какого-то ширпотреба. Все дело именно в этой разнице.
Большинству зрителей, если только это не обуреваемые жадным интересом к запретному подростки, порнуха через тридцать секунд, максимум минуту, уже неинтересна, им скучно это смотреть. Есть, разумеется, любители, но это небольшой процент, поверьте. В основном же людям, интересующимся сексом, намного интереснее смотреть эротику, потому что там прикрыто, потому что там простор для воображения.
У Анатоля Франса есть такой замечательный роман «Остров пингвинов». Очень остроумный роман, там есть сцена, где самая уродливая пингвиниха на острове, на которую вообще никто внимания не обращает, сооружает себе какой-то наряд, напяливает его на себя и мгновенно становится самой популярной пингвинихой, обойдя всех обнаженных красавиц. Почему?
Потому что всё скрыто, и от этого интересно, сразу появляется простор для фантазии. Для нашего с вами искусства это очень важно.
Когда мы даем зрителю возможность что-то додумать, довообразить, он нам очень благодарен. Во-первых, он понимает, что режиссер относится к нему с уважением, подсознательно, разумеется, понимает. Во-вторых, ему просто интереснее смотреть фильм, когда он может что-то доиграть у себя в голове, дофантазировать.
Это не обязательно должна быть интимная сцена, хотя, по моему убеждению, и в интимной сцене всегда лучше не показать, чем показать, то есть намекнуть, набросать, дать некий манок, но ни в коем случае не раскрывать все. Тогда у зрителя сразу просыпается жгучий интерес: а что ж там, за этой дверью? А что там, в этой темноте? Что-то мелькнуло, а больше я ничего не увидел! Сразу хочется увидеть, узнать больше, возникает, повторяю, огромный интерес.
Я сейчас все это немножко шутливо рассказываю, но на самом деле это очень серьезный момент в искусстве — что показывать и что не показывать.
Когда вы обдумываете сцену, когда вы придумываете мизансцену, то, конечно же, только от вас зависит, что вы решаете показать зрителю, а что от него утаить. И это, в частности, не просто ваше решение, это, по сути, и есть ваш почерк.
Мне лично всегда интереснее, когда от меня что-то утаивают. Мне, скажем, любопытно смотреть, как на экране крупно снятый рот что-то ест, и я еще не понимаю, кто это, но я уже вижу по этой детали, как человек ест, и начинаю думать, — а что это за персонаж такой, мне уже становится любопытно. Такой прием, безусловно, интересней, чем если мне сразу покажут общий план и я сразу все увижу. В этом случае интрига полностью пропадает.
Это, если хотите, такая игра, которая является одним из основных инструментов в руках режиссера, — что показать, что не показать.
Повторяю, мне кажется, вы должны определить для себя изначально, во что вы играете: это может быть эротическая сцена, это может быть драматическая сцена — не суть. Но вот что и как вы показываете зрителю, это очень важно.
Театр и кино
Чем отличается театр от кино?
В театре человек приходит, садится и сразу видит общий план, всю сцену, он видит все, что там происходит. Единственное, что может сделать театральный режиссер, он может фокусировать внимание зрителя светом. И вот он светом высвечивает авансцену, или левый портал, или задник, — это его раскадровка, театрального режиссера. Он выводит артиста на авансцену, высвечивает его, и это максимум, что он может сделать, чтобы сфокусировать на нем внимание зрителя.
У кинорежиссера в этом смысле гораздо больше возможностей, потому что он точно направляет взгляд зрителя туда, куда ему нужно. У него в руках для этого целый арсенал, он легко может использовать крупный, даже сверхкрупный план.
В этом смысле кинорежиссура замечательная профессия, потому что у нас есть полная возможность управлять восприятием зрителя, решая, показать ему что-то или не показать.
Лестница
Я хочу, чтобы мы с вами посмотрели один фрагмент. Это одна глава из фильма, потому что режиссер разделил весь фильм на главы, — одна глава из великого фильма Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потемкин“». Этот фильм Сергей Эйзенштейн снял, когда ему было двадцать семь лет, это была его вторая большая картина после «Стачки», которая сразу сделала его знаменитым на весь мир режис сером.