Свой среди чужих
Шрифт:
Тут бы Парамонову промолчать, дабы неприятная ситуация чуть-чуть разрядилась. Однако его понесло.
– Вы хотите сказать, что моя версия бесперспективна? – спросил с вызовом.
– Да.
– По вашему выходит, что я – полный кретин, а вы – гений сыскного дела? Пусть так. Только не забывайте, господин гений, что если бы не оперативники, которых вы ни во что не ставите, то и вас бы, гениев, не было… Пока вы протираете штаны в кабинетах и выдвигаете перспективные версии, мы копаемся в грязном белье. Сидим в засадах, спим по четыре часа в сутки, и все это ради того, чтобы вы могли получить полное удовлетворение от собственной значимости.
Бубашкин здорово растерялся. Но, взяв себя в руки, холодно уточнил:
– Вы закончили?.. А теперь позвольте высказаться мне. Во-первых, дело об убийстве Потаниной пока находится в моем производстве. И именно я решаю, какая версия предпочтительнее. Во-вторых, никто не давал вам права оскорблять меня. Что же касается вашей работы, то ее единственный результат: смерть Дробыша и самоубийство главного свидетеля. Да вы на меня молиться должны, что мне удалось отмазать вас от служебного расследования! – Бубашкин с досадой махнул рукой. – Ладно, идите и продолжайте отрабатывать версии: «убийство на почве сексуальных отклонений» и «убийство на почве корыстных побуждений». Результаты должны быть готовы к завтрашнему утру. И в письменном виде.
Из кабинета следователя Парамонов вышел со смешанными чувствами. С одной стороны, тот был прав, упрекая его в зацикленности на одной-единственной версии. Но с другой, он явно лукавил, выпячивал негатив.
«Такое впечатление, что Бубашкин специально уводит меня в сторону, – думал Парамонов, проходя по длинным коридорам прокуратуры. – Но ничего, я в лепешку расшибусь, но докажу свою правоту».
Было совершенно очевидно, что пришло время воспользоваться козырным тузом. Этим тузом был его друг, майор ФСБ Павел Скворцов. Точнее, не он сам, а та информация, которую тот мог предоставить. Во время их прошлой встречи Скворцов проговорился, что в окружении Кайзера работает его человек. Вот с этим самым человеком и хотел встретиться Парамонов…
Путь от городской прокуратуры до родного управления занял не много времени. Парамонов, поглощенный своими мыслями, даже не заметил, как оказался перед дверью своего кабинета. Уверенный, что там, как обычно, толчется куча народу, потянул ручку на себя. Однако дверь оказалась запертой. Доставая из кармана ключи, быстренько прокрутил в голове предстоящий разговор со Скворцовым и остался вполне доволен собой.
Даже то, что в кабинете никого не оказалось, Парамонов воспринял как добрый знак. Ведь теперь он мог поговорить со Скворцовым вполне свободно, не опасаясь, что их беседу кто-то подслушает. Но как только он поднял телефонную трубку, его одолели сомнения. А вдруг Скворцов его продинамит? Выслушает, посочувствует, а затем вежливо даст от ворот поворот. И в общем-то будет прав…
«А разве у тебя есть выбор?» – мысленно спросил у себя Парамонов, потом набрал нужные цифры и, нервно постукивая пальцами по столу, принялся ждать.
– Скворцов слушает! – наконец раздался в трубке бодрый баритон друга.
– Парамонов беспокоит.
– А, это ты! – В голосе Скворцова появились скучающие нотки. Видимо, он ждал звонка от кого-то другого. – Как жизнь молодая беззаботная?
– Не очень.
– Опять
– Нужна. Если ты свободен, давай встретимся в баре на Жуковского. Прямо сейчас.
В трубке повисло неловкое молчание.
– Сейчас никак не могу, – неуверенно начал Скворцов. – Шеф грозился разнос устроить. Мне, чтоб не попасть под горячую руку, надо кое-какие бумаги просмотреть… К тому же жду звонка. Как раз сейчас – с девяти до десяти.
– Ну давай встретимся в десять! – умоляюще простонал Парамонов. – На полчаса, не больше. Я в тупике, и только ты сможешь мне помочь. – Прекрасно понимая, что по телефону лучше не откровенничать, осторожно намекнул: – Помнишь, о чем мы говорили, когда виделись в последний раз?
– Примерно… О том, что ты обломаешь зубы об одного приятеля.
Подивившись проницательности Скворцова, Парамонов воспрянул духом:
– Ты оказался прав. Зубы пока не обломал, но все идет к тому. Вчера погиб один из моих людей…
– Читал сводку. Сочувствую.
– У меня со следователем проблемы. На него надавили сверху. Еще чуть-чуть, и сдаст. Короче, я по уши в дерьме. Вся надежда только на тебя. Помнишь, ты как-то обещал подставить свое плечо?
Скворцов не ответил. Его молчание длилось секунд тридцать.
– Извини, друг, никак не получается, – выдохнул наконец. – Я уже говорил, что у меня работы по горло. Да и позвонить должны…
В эту минуту Парамонов отчетливо осознал, что Скворцов открытым текстом посылает его куда подальше и не намерен решать его проблемы.
И хотя Парамонов предвидел такой ответ, ему стало как-то не по себе.
Негласная конкуренция между уголовным розыском и ФСБ существовала всегда. Раньше Скворцов открыто посмеивался над этим, удивлялся – дескать, если наше начальство между собой не в ладах, то почему это должно отражаться на нашей с тобой работе? Все-таки одно дело делаем, и помогать друг другу – наш гражданский долг. Но теперь все изменилось, и Парамонов даже не стал выяснять, почему. Сухо попрощался, повесил трубку и, подперев голову руками, задумался над старой как мир истиной – почему настоящие друзья познаются именно в беде?
В то самое время, когда старший оперуполномоченный уголовного розыска Сергей Парамонов углублялся в философские вопросы бытия, Кайзер сидел в кресле у бассейна и просматривал утренние газеты. Он был уверен на все сто, что Зяблик давно выполнил его поручение и через несколько дней тело москвича найдут в какой-нибудь неглубокой речушке. Как ни странно, но подобные мысли не приносили ему желанного удовлетворения. Кайзеру было искренне жаль непутевого Корнилова, который так рассчитывал на его помощь, а вместо этого попался в ловушку. Кайзер решил, что перед сном обязательно выпьет за упокой души бедолаги-москвича.
В прозрачной воде плескалась любовница Лидочка – красивая, длинноногая брюнетка с пышным бюстом и не менее пышными бедрами. Время от времени она подплывала к краю бассейна и, капризно надув губки, спрашивала:
– Дорогой, не хочешь ко мне присоединиться?
Кайзер холодно улыбался в ответ, отрицательно качал головой и вновь возвращался к газете. При этом с досадой думал, что в последнее время Лидочка ведет себя как-то слишком уж ласково.
«Похоже, в ее хорошенькой головке уже зреет план, как покрепче привязать меня к себе. Видимо, пора выдать ее замуж».