Священная кровь и священный грааль
Шрифт:
В текстах Наг Хаммади в ярком свете предстают и другие уточняющие детали, не существующие в официальных Евангелиях; таковы некоторые признаки разногласия между Петром и Магдалеянкой, будущее проявление раскола между «адептами миссии» и защитниками потомства Иисуса: «Сестра моя, — действительно читаем мы в Евангелии от Марии, — мы знаем, что Спаситель любил тебя больше, чем других женщин. Передай нам его слова, которые ты помнишь, которые ты слышала и которых мы не знаем». Но дальше ученик вопрошает, не скрывая на этот раз своего возмущения: «Должны ли мы все слушать ее? Действительно ли он предпочитал ее нам? Может ли быть, чтобы в наше отсутствие он говорил с женщиной, вместо того, чтобы открыто поговорить с нами?» — Я верю этому, — отвечает тогда Петру другой ученик, — ибо Спаситель
Впрочем, многочисленные отрывки Евангелия от Филиппа, кажется, проясняют нам причину этого несогласия между Петром и Марией из Магдалы, которое удивительно похоже на ревность. Во-первых, намек на свадебную комнату, в котором любой не преминет увидеть символический образ; но еще лучше эти определенно ясные строки: «Их было трое, идущих всегда вместе с Иисусом; его мать Мария, его сестра и Магдалеянка, та, которую называли его подругой». Подруга? Или же это слово надо перевести как «супруга»? В самом деле, Филипп не оставляет на этот счет никаких сомнений, когда он недвусмысленно передает поведение Иисуса по отношению к ней:
«Подругой Спасителя была Мария из Магдалы. Христос любил ее больше, чем всех своих учеников, и часто целовал ее в губы. Другие ученики, — уточняет он, — обижались на это, не пытаясь даже скрыть свое неодобрение, и спрашивали Иисуса: Почему ты любишь ее больше, чем любого из нас? А Спаситель отвечал в свою очередь: Почему бы мне не любить ее больше, чем вас?»
Не лишены интереса и различные комментарии по этому поводу в Евангелии от Филиппа: — Нельзя отрицать плоть и любовь. Если вы боитесь их, вы станете их рабом, но если вы ими злоупотребляете, они поглотят вас и парализуют целиком. — И еще: — Велико таинство брака, ибо без него мир не существовал бы. Существование мира зависит от человека, а существование человека — от брака. — Наконец, далее: — «Есть Сын человека и есть сын Сына человека. Господь есть Сын человеческий, а сын Сына человеческого есть тот, кто создан через Сына человеческого».
14. ДИНАСТИЯ ГРААЛЬ
Так, благодаря рукописям Наг Хаммади, возможность существования прямого потомства от Иисуса становилась правдоподобной. Действительно, с какой стати сомневаться в свидетельстве, «гностическом», конечно, но не менее достоверном и не менее достойном веры в него, чем тексты Нового Завета? По какой причине нужно отбросить сразу такую версию, даже спорную, как подмена на кресте, несогласие между Петром и Магдалеянкой, свадьба Иисуса и рождение «сына Сына человеческого»? Тем не менее, пусть все нас хорошо поймут. Еще раз повторим, что наш рассказ прежде всего основывается на историческом, а вовсе не на богословском уровне. Ибо История во времена Иисуса была такой же сложной, каковой она является и сегодня, и подвергается самым различным толкованиям.
Как мы предположили ранее, конфликт между Петром и Марией из Магдалы, упомянутый в рукописях Наг Хаммади, вполне вероятно, был отражением того, который противопоставил тогда «адептов миссии» потомству Иисуса. Первые, а не вторые должны были выйти из него победителями, и ход западной цивилизации оказался из-за этого измененным. Действительно, «слово» будет блистать и поставит отметку маслом на той части человечества, где, мало-помалу, монополия на чтение и обучение письму будет принадлежать им, не оставляя никаких следов семьи Иисуса и впоследствии — никакой возможности установить хотя бы малейшую связь между ней и меровингской династией.
Победа не была легкой для защитников миссии Иисуса, потому что ереси продолжали быстро распространяться и после II в., несмотря на все усилия, принимаемые Иренеем в богословской области и Константином в области политической, чтобы упрочить юную ортодоксию.
Если все эти ереси немного отличались друг от друга в плане богословия, то у них было много общих главных факторов: гностические или отмеченные гностицизмом, они отрицали иерархизированную структуру Рима и проповедовали личный опыт вместо слепой веры. Дуалистические, они рассматривали добро и зло скорее как элементы бесконечного космического целого, а не под углом чисто земных этических
Но самой серьезной ересью той эпохи, вероятно, было манихейство, смесь гностического христианства и элементов, заимствованных из культа зороастра и Митры. Она была делом рук Мани (или, по-гречески, Манеса), родившегося в Багдаде в 214 г. и введенного в очень молодом возрасте в секту персидских мистиков в белых одеждах, практикующих аскетизм, целибат и крещение. Свою собственную доктрину Мани начал проповедовать в 240 г. и, по примеру Иисуса, быстро стал знаменитым, благодаря своему искусству целителя и заклинателя злых духов. Говорили, что он родился от девственницы — необходимое тогда условие для получения признания божественности, — впрочем, его называли «новым Иисусом» или же еще Спасителем, Апостолом, Озарителем, Хозяином смерти, Лоцманом и Рулевым — два последних термина, как мы уже видели, означают также Навигатора, то есть великого магистра Сионской Общины…
По мнению многочисленных арабских историков, он написал некоторое количество работ, предназначенных прежде всего для того, чтобы раскрыть все то, на что Иисус лишь двусмысленно намекнул. Предшественниками последнего были Заратустра и Будда; все они получили одинаковое образование, идущее из одного источника и имеющее основой гностический дуализм, связанный с великими законами всемирной космологии. Фундамент его доктрины стоял также на суествовании двух противоположных Принципов добра и зла, света и тьмы — вечный конфликт, смыслом которого, очевидно, являлась человеческая душа.
Как позже катары, Мани верил в перевоплощение и в класс посвященных, избранных ввиду их привилегированного положения. Для него Иисус был «сыном Вдовы» (термин, как мы помним, используемый франкмасонами), существом по сути своей смертным, божественный облик которого был лишь символическим, и который не умер на кресте, потому что его заменил другой.
Посаженный в тюрьму по королевскому приказу в 276 г., Мани окончил свою жизнь трагически. Забитый до смерти, с содранной кожей и отрубленной головой, с искалеченным телом (вероятно, чтобы помешать возможному воскресению), он был представлен публике. Тем не менее, влияние Мани пережило это мученичество, и его доктрина, «манихейство», как бы получила второе дыхание; оно распространилось по всему христианизированному миру с невообразимой быстротой, и напрасно его пытались уничтожить: оно противостояло всем атакам, а его влияние прошло в мыслях св. Августина довольно далеко в Средние Века. Центры манихеев, особенно хорошо укоренившихся в Испании и на юге Франции, установили в эпоху крестовых походов тесные связи с итальянскими и болгарскими манихеями, и сегодня известно, что катары произошли далеко не от болгарских богомилов, как долго считалось, а имели своими предками первых французских манихеев. Таким образом, война с альбигойцами была войной с манихейством, и, несмотря на усилия Рима, слово выжило и через века дошло до нас.
Такой же была и судьба арианства, которое серьезно угрожало христианской ортодоксии в течение всего ее первого тысячелетия. Появившийся на свет в Александрии около 256 г. и умерший в 335 г., Арий отрицал божественную природу Иисуса, признавая его единственно обыкновенным пророком; Бог, на самом деле, существо уникальное, верховное и всемогущее, не могло ни войти в плоть, ни страдать и еще менее того подвергнуться смерти и унижениям — теория, впрочем, имеющая кое-что общее с теориями некоторых иудаистских сект, например, эбионитов, многочисленных в Александрии и способных сильно повлиять на ее действие. Добавим, что этот образ Бога, который не скомпрометировал себя с земным миром, имел тогда большой успех на всем Западе, потому, вероятно, что он казался более соответствующим идеальному представлению о высшей божественности.