Священная терапевтика

Алеф Зор

Иероглифическая расшифровка сложна, здесь задействованы почти все иероглифы имени, причем на уровне нескольких символических ступеней^[102], контекстов, и я не буду утомлять читателя сложными толкованиями. Белиалическое качество, задействованное в душе какого-либо Человека, пытается выдать все, что является уродливым, с точки зрения Духа, за истинно прекрасное, между тем как это… лишь совратившаяся форма, красивая оболочка, наполненная, по выражению Христа, «костьми мертвыми»:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри

полны костей мертвых и всякой нечистоты…»^[103]

Итак, всякое искушение, грозящее нам внутренней слепотой и духовной смертью, всякое служение ложному авторитету, раболепство, преклонение перед «окрашенной» формой есть проявление в нас белиалического качества. Воистину верно эзотерическое утверждение, что «поддавшийся греху — одержим демонами»… Всегда полезно помнить об этом, когда тот «авторитет», на который вы так рассчитывали (в действительности лишь физический авторитет), вдруг исчезает перед вашим внутренним зрением и на его месте вдруг возникает темный, отталкивающий образ…

Здесь ключ ко всем «любовным» самоубийствам, ко всем безумствам, совершенным во имя чувственной страсти, здесь сокрыта слепота Человека… Это воздействие демона на духовное зрение Человека и назовем белиалическим.

Поэтому тот, кто, ослепленный дьяволом, полюбит материальную форму превыше Бога и ближнего, не может говорить: «Мои глаза видели…» — ибо он лишен зрения и не имеет глаз.

Люцифер — латинское слово, имеющее древнееврейские этимологические корни и символическое прочтение. В символическом переводе с латыни^[104] — «ложный свет», а глубинная основа такого лингвистического построения — каббалистическая, ведь в основе латинского Lucifer лежит древнееврейское слово «Люциф» (FIXL).

Следуя магическим законам, слово можно читать двояко: через значение картин Тарота и через символическое значение.

В первом случае, проанализировав символы Таро двух первых иероглифов ЛАМЕД и ЦАДЕ, мы получаем словосочетание «жертва сумерек». Имеется в виду заблудший Человек, пострадавший от проявления люциферического качества, принявший его в себя или заключивший с собой определенный духовный компромисс, образно говоря — сделку с дьяволом… Читая слово «Люцифер» согласно значению символов или, выражаясь языком Священной Магии, пользуясь при прочтении этой формулы шестой символической ступенью, мы получим более конкретное: смерть от заблуждения. Оба символических ключа предоставляют богатый материал для размышления. Одновременно предостерегая, они указывают, на какие конкретные аспекты проявления люциферического качества в Человеке следует обратить особенное внимание. Вспомним: иероглифы говорят нам о том, что жертва находится в заблуждении, это «жертва сумерек» и ее ждет смерть от своего заблуждения…

Несомненно, латинское «Люцифер» заимствовало свой символизм из древнееврейского магического учения. Здесь и прослеживается египетская преемственность европейского гнозиса — средневековой «Латинской каббалы». Какова судьба несчастного, который, пожертвовав своим духовным самосознанием, отрекшись от любви и чувства общности с Богом и Человеком, попал под влияние люциферического качества, предался Люциферу?

На этот вопрос по-своему блестяще ответил Николай Гумилев в стихотворении «Пять коней»:

«И, смеясь надо мной, презирая меня,

Люцифер распахнул мне ворота во тьму:

Люцифер подарил мне шестого коня —

И отчаянье было названьем ему!»

Логично. Но на самом деле здесь это имя не обозначает демонического качества, а тем более — конкретного демона.

Показателен следующий случай, раскрывающий как основные симптомы, так и те фактические болезненные изменения в структуре Астросома и физического организма, которые вызывает «люциферическая одержимость».

— Последние четыре года, — начал пациент свой рассказ, — я не спал ни единой минуты.

Темные мешки под глазами, пепельно-бледный цвет лица, прерывающееся дыхание и сам голос — неестественный, глухой, словно каждое слово с трудом прорывалось сквозь невидимую упругую стену, — свидетельствовали об истинности невероятных слов этого молодого Человека.

Четыре года…

Пациент родился в московской интеллигентной семье и с ранних лет проявлял значительные музыкальные способности. Учился в музыкальной школе, затем в консерватории и, несмотря на внезапный недиагностируемый врачами недуг, поразивший его в последний год учебы, закончил консерваторию с отличием; хотя, по его собственным словам, «этот год был сплошным, непреходящим кошмаром…».

Он говорил медленно, с расстановкой, очевидно, пересиливая какую-то внутреннюю боль, но тщательно подбирая слова, вспоминая малейшие подробности, боясь, что ему не поверят…

— Я только что встал из-за рояля, закончив репетировать экзаменационный материал, и подошел к открытому настежь окну — подышать воздухом. Был замечательный, очень теплый майский день. Окна гостиной у нас выходят на запад, а солнце светило мне прямо в лицо, поэтому, наверное, время близилось к вечеру. Помню, я чувствовал себя хорошо, действительно прекрасно; материал давался легко, допущенные ошибки казались незначительными; вообще я был собою чрезвычайно горд. Перед глазами у меня проплывали переполненные концертные залы, улыбки, аплодисменты, будущие триумфы — какие-то полудетские мечты, ранее казавшиеся несбыточными; но тогда, глядя на заходящее солнце, я вдруг ощутил всю их реальность: еще немного, и вот-вот дотронешься рукой…

Тогда солнце стало меркнуть. Поймите меня правильно: не исчезать за тучей, не заходить, нет, — в одно мгновение оно как-то потускнело, стало темным и зловещим… Я ощутил, как со всех сторон на меня надвигается холодная тень, почувствовал, как от нее тянутся ко мне ледяные щупальца и как они проникают внутрь… Такого ужаса, неопределенного, совершенно бессмысленного, я никогда раньше не испытывал. Волосы поднялись дыбом, зубы стучали то ли от страха, то ли от ледяного озноба, и одновременно возникла острая распирающая боль — вот здесь, — пациент положил ладонь на область между солнечным сплетением и желудком, — чувство такое, как будто изнутри вас надувают воздухом.

Сколько это продолжалось — не знаю; может быть минуту, а может быть десять минут, я не в силах был даже пошевелиться… Затем ужас прошел, но внезапно сменился таким злорадством, такими дикими словами, которые вдруг зазвучали у меня в голове, что я бросился от окна прочь, наткнулся на стол, разбил стоявшую на нем вазу, упал на диван. Меня тошнило, из глаз лились слезы, мысли путались, а в сознании все звучали эти мысли, эти слова, взятые будто у кого-то другого: обрывки ругани, непонятные угрозы, постоянно поднимающаяся изнутри злоба…