«Святая инквизиция» в России до 1917 года
Шрифт:
Пришлось перебирать Свод Законов Российской Империи (СЗРИ), и лишь тогда стало что–то конкретизироваться. Но именно «что–то». Когда сбор научного материала уже подходил к концу, удалось–таки найти книгу упоминавшегося нами видного тогда государственного деятеля сенатора А. Ф. Кони под названием «На жизненном пути». Это мемуары. Уже в 1911 г. («уже» — потому что позади были фанфарно прозвучавшие манифесты о даровании начал веротерпимости, свободы совести, слова, собраний), выступая на Государственном Совете с докладом по вопросу о веротерпимости, он свидетельствовал о ненормальном положении дел даже в расположении законов относительно друг друга в СЗРИ:
«Такие вопросы, как о свободе вероисповедания, нельзя затушевывать или запихивать куда–нибудь в дальний уголок свода законов и помещать, например, в 14 том, — в устав о предупреждении и пресечении преступлений, между уставами о ссыльных и законами об азартных играх, пьянстве и непотребстве. Этих вопросов, путем недоговаривания, нельзя ставить
201
Кони А. Ф. На жизненном пути, М., 1916, с. 421.
Удивляться, собственно, не приходится: в России инакомыслящих всегда помещали рядом с уголовниками. Неупорядочение законов о религиозных вопросах, кажется, было сознательным: чтобы запутать людей, пытающихся выяснить свои права в области вероисповедания.
Итак, прежде всего исследуем основные статьи Свода Законов издания 1906 г. Делаем акцент на этом издании по двум причинам: во-первых, поправки к интересующим нас статьям не делались с 1832 года, а если что–то и изменялось, то только в сторону ужесточения; во–вторых, позади — Манифест 1903 г., Манифест 1904 г., Высочайший Указ 1905 г. о даровании начал веротерпимости, — и после всего этого цитируемые ниже статьи по уголовным преступлениям. Придется сказать сразу: вероисповедная сторона жизни россиян регулировалась Уложением о наказаниях уголовных деяний.
Основной материал находим в 14–м томе, как и говорил А. Ф. Кони, хотя и в других томах обнаруживаются отголоски: в статьях о земельных наделах, о правах и обязанностях семейственных…
При вчитывании в какую–либо статью, самую на первый взгляд разрешающую, не приходится доверять ее букве, потому что «буква» следующей статьи может начисто стирать значение предыдущей.
Вот ст.39 (раздел 1, гл. 3, отделение 1):
«Отпадение от православной веры в другие христианские исповедания или вероучения не подлежат преследованию (курсив мой. — А.Б.)» [202] .
202
Свод Законов Российской Империи, т. 14, разд. 1, гл. 3, отд. 1, ст. 39.
Видимо, эта статья была написана для того, чтобы показывать ее иностранцам, и те, законопослушные, должны были сразу успокоиться: в России в вероисповедных вопросах все нормально. Кстати, так К. П. Победоносцев и делал. Но уже в 3–м отделении этого же раздела читаем 53–ю статью:
«Запрещается заводить или распространять между православными какие–либо ереси» [203] .
Чиновнику дано полное право судить, что есть «ересь».
Заметим: в Своде Законов есть статьи о признанных в Российской Империи христианах римско–католического и армяно–католического исповедания, христианах протестантского исповедания (для лиц иностранного происхождения), Евангелическо–Аугсбургской Церкви, караимах, евреях, магометанах, ламаитах (так в источнике) и даже язычниках. Но нет ясности о русских неправославных христианах, ибо русских Свод Законов не мыслит их вне лона православной Церкви, хотя сектанты существовали во все века, просто сведения о них не всегда исчерпывающи, да и сами сектанты часто как бы уходили «в подполье». Кроме того, официальные источники не всегда давали верную информацию.
203
СЗРИ, там же, отд. 3, ст. 53.
Ересью охотно называли любое инакомыслие (раскольники–старообрядцы или скопцы здесь не в счет, их как–то все же отделяли).
В следующей главе, 4–й, этого же раздела статья 70 гласит:
«Одна господствующая церковь имеет право в пределах государства убеждать непринадлежащих к ней подданных к принятию ее учения о вере» [204] .
Следуем дальше. Вот том 15, гл. 2, ст.73:
«Виновный в возложении хулы на славимого в единосущей Троице Бога, на Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, на Бесплотные Силы Небесные или на Святых Угодников Божиих; в поругании действием или в поношении Святых Таинств, Святого Креста, Святых мощей, Святых икон или других предметов, почитаемых Православною или иною христианскою церковью священными; в поношении Священного Писания или Церкви Православной и ее догматов или вообще веры христианской, —
за сие богохуление или оскорбление святыни наказывается:
если оно учинено:
1) при отправлении общественного богослужения или в церкви:
2) в часовне или христианском молитвенном доме, или публично, или в распространенных или публично выставленных произведениях печати, письма или изображений: ссылкой на поселение
3) с целью произвести соблазн между присутствующими: заключением в исправительном доме на срок не свыше трех лет или заключением в крепость на срок не свыше трех лет» [205] .
204
СЗРИ, там же, гл. 4, отд. 1, ст. 70.
205
СЗРИ, т. 15, гл. 2, ст. 73.
Мы позволим себе только небольшие пояснения. По 73–й статье: конечно, хулить и кощунствовать относительно религиозных чувств нехорошо. Это нравственно осуждалось всегда. Но соизмерима ли степень наказания за столь «тяжкое» преступление? Кроме того, иной христианин вполне согласен со всеми членами Апостольского символа веры и по каждому из них он с верою скажет «аминь» — «воистину так». Но вот во святые мощи не верует, и не понятно ему, почему это ни один православный храм не освятят, если в антиминс (покрывало на алтарном жертвеннике) не будет зашита частица мощей какого–либо «святого». И сколько бы он ни веровал в единого Спасителя Христа, сколько бы он ни доказывал, что зашитые в антиминс частицы мощей — это чистой воды язычество, его уже ничто не спасет от срочной каторги. И если даже такой «нечестивец» выразил свое убеждение не во время богослужения, то это не значит, что несчастный будет сидеть в исправительном доме «не свыше трех лет». Практика показывала, что в местах лишения свободы с заключенными проводились периодически душеспасительные беседы, и если заблудшее чадо оказывалось строптивым и у него снова из уст вырывались какие–либо «хуления», то ему срок продлевали, чтобы ему было время подумать о своей заблудшей душе (см. Приложение).
Закон этот был широк по–русски: любое неосторожное слово или движение могло трактоваться как поношение веры православной.
Возьмем «хуление» на Приснодеву Марию. Если прочитавший Евангелие россиянин не находил там никаких поводов считать мать Иисуса Христа Небесной Владычицей, если об этом ни полсловом не обмолвились апостолы (а они обо всем необходимом христиан наставили); если даже на первом Соборе вопрос этот даже не упоминался, то как было понять это человеку, имевшему возможность своими глазами читать Евангелие? Впрочем, если некоторые обстоятельства вашего преступления окажутся смягчающими (например, вскрыли ваше письмо, где вы приватно делитесь своими мыслями со своим близким), тогда ссылка куда–нибудь в кавказский аул, где мусульманское окружение вдвойне утяжелит положение сосланного.
Правда, были и щадящие меры, хотя и без конкретного уточнения, — возможно, на усмотрение какого–нибудь начальника. Статья 76:
«Виновный в поношении признанного в России нехристианского вероисповедания или в поругании действием, или в поношении предмета религиозного чествования этого вероисповедания, наказывается: арестом» [206] .
Как видим, вполне мягкое наказание. К примеру, если кто–то станет утверждать, что евреи на Пасху приносят в жертву кровь христианских младенцев, то в самом худшем случае ему грозит арест (правда, нигде не встречались упоминания о применении сих мер пресечения по этим поводам). В лучшем случае — вообще ничего не будет, и об этом мы знаем много по самым различным источникам.
206
СЗРИ, там же, ст. 76.
Статья 90:
«Виновный в произнесении или чтении публично проповеди, речи или сочинения, или в распространении, или в публичном выставлении сочинения или изображения, возбуждающих к переходу православных в иное вероисповедание или учение, или секту, если сии действия учинены с целью совращения православных, наказывается: заключением в крепость на срок не свыше одного года или арестом» [207] .
Данная статья спешит нас успокоить: наказание–то было символическим — «не свыше одного года». Ну посидит в крепости, не срочная же каторга. Но что такое для крестьянина быть оторванным от хозяйства на один год, когда и в наше время справедливы слова «иной день год кормит»? Это убранный кое–как без хозяина урожай (если арест был все–таки после посева), так что хватало лишь для жизни; семян для весны не хватит, да и сеять–то особенно некому при малолетних ребятишках («всего мужиков–то: отец мой да я»), так что и собирать придется по посеву. Вот и год пролетел, и если крестьянину не добавят в месте заключения новые «срока», то он должен был еще Бога благодарить, что не все в его хозяйстве развалилось. Подчеркнем: мы рассуждали по лучшему варианту. А по худшему? И это только за то, что кто–то «возбудился».
207
СЗРИ, там же, ст. 90.