Святая ночь
Шрифт:
Когда они поднялись на каменистый бугорок, Нияз, вместо того чтобы слушать объяснения коллеги, принялся отряхивать запыленные штанины.
– Куда ты меня тащишь?!
– возмутился он, когда Давран направился было к лабиринту раскопок.
– Я и отсюда вижу, что вы, словно суслики, копаетесь в земле. Ты покажи мне найденные вещи.
– Разве ты не видел их в институте?
– Да видел какие-то пять-шесть черепков, - с иронией ответил Нияз.
– При раскопках Афрасиаба [городище близ Самарканда, где в I тысячелетии до н.э. находилось крупное городское поселение] сначала тоже были найдены глиняные черепки, - парировал Давран.
Ничего не ответив, Нияз достал из нагрудного кармана
– Говоришь, Афрасиаб?
– Он, видно, не привык еще к сигарам или нечаянно слишком глубоко затянулся; во всяком случае, начавший душить его кашель не дал ему договорить до конца.
– Да и Помпеи - там тоже начиналось с черепков, - вновь с усмешкой произнес Давран.
Нияз откашлялся, потушил о каблук сигару, положил ее в футляр и сунул в карман.
– Времена Помпеи и Афрасиаба прошли, дружище. На твою и мою долю не выпадут такие грандиозные открытия. Поэтому, как говорится, по одежке протягивай ножки. Какой смысл мучить себя и людей, тратить колоссальные средства ради того, чтобы откопать захудалый кишлак?
– Конечно, можно никуда не ездить и строчить диссертации на материале прежних раскопок. Я слышал, что некоторые так и делают...
Нияз понял намек и, нахмурив брови, резко сказал:
– Ученый совет пришел к выводу, что в твоих сообщениях нет стоящей информации.
– А может быть, некоторые всезнающие товарищи ввели в заблуждение членов ученого совета относительно содержания моей докладной?
Теперь Давран намекал на "руку" Нияза - его родственника, занимавшего руководящий пост в институте.
– Я приехал сюда не по желанию отдельных товарищей.
– Если бы и ученый совет придерживался твоей позиции, то не было бы никакой надобности в твоем приезде. Направили бы категоричный приказ о прекращении работ, и все.
– Возможно... Однако я приехал не с дурными намерениями. Поговорим без насмешек. Ты меня не любишь, мне это хорошо известно. Я тоже не соскучился по тебе и приехал не затем, чтобы повидать тебя... Лучше, когда мужчины разговаривают в открытую. Никто из нас не должен друг другу. Мы не оспариваем с тобой одно кресло. Я собираю урожай со своего поля, а ты - со своего.
– Твое определение очень образно... Ну-ка, угости сигарой, подымим.
– Ты подумал, что было бы, если бы приехал не я, твой однокашник, а другой?..
– начал Нияз.
– Другой, по крайней мере, со всей серьезностью отнесся бы к нашей главной находке - кисти руки, выполненной из неизвестного материала.
– Да мало ли как мог сюда попасть обломок индийского культового изваяния?
– Но манера совсем не похожа на манеру скульпторов, создававших индуистские и буддийские статуи.
– Ты уже перерыл сотни тонн грунта, а других подобных находок пока нет.
– А эта найдена всего за три дня до смерти Бекмирзаева. С тех пор работы велись черепашьим темпом... Надо по-настоящему раскопать Язъяван.
Нияз досадливо поморщился и стал озираться по сторонам - спор явно наскучил ему.
– Послушай, Давран, я устал с дороги. Подумаем об отдыхе. И давай не будем напрасно ломать копья. По возвращении я скажу, что не пришел к определенному мнению. Предложу вызвать тебя. Приедешь и будешь сам сражаться за эту яму.
Они повернули назад. Давран понял, что Нияз и на сей раз хочет выйти сухим из воды. С одной стороны, он вроде бы и заступался за Даврана. На самом же деле он не хочет связывать себя никакими обязательствами. Нияз прекрасно знал, что для прекращения работ нет ни одной веской причины, что разговор об этом шел только в узком кругу. Но ему известно, что многие годы один из руководителей института,
– Можешь уделить мне один день?
– спросил Нияз, когда они подошли к палаткам лагеря.
– А что?
– Срок командировки - неделя. Я слышал, здесь есть хорошие места для отдыха.
Давран давно уже соскучился по родным, но события последнего времени не позволяли и думать о поездке к ним. Неожиданное предложение Нияза пришлось как нельзя кстати. "Да, не худо бы немного развеяться", - решил он и сказал:
– Ладно, завтра придумаем что-нибудь.
На землю опустились сумерки. Рабочие экспедиции уселись вокруг костра. Вода в закопченном до черноты чайнике быстро закипела и выплескивалась из-под крышки, словно грозя потушить огонь. Обугленные ветки шипели, густой пар поднимался над костром, но хворост быстро вновь воспламенялся, и жаркие языки пламени снова принимались лизать чайник. Наконец Давран железным крюком подцепил его за ручку и поставил на траву. Бросил в кипяток пригоршню заварки, немного погодя налил чаю в пиалу, вылил его опять в чайник, повторил эту операцию дважды, чтобы напиток заварился покрепче. Обычно вечера возле палатки сопровождались веселой болтовней, песнями, однако сегодня разговор не клеился. Даже чай не допили до конца. Всех коробила заносчивость гостя, его начальственный тон.
Нияз отправился спать в палатку. Давран поставил свою раскладушку на свежем воздухе. Бросил на нее шерстяное одеяло и лег на спину, заложив под голову руки. Спать не хотелось. Смотрел в небо, усеянное звездами.
"Просто я одинок, - думал Давран.
– До поры до времени вокруг меня единомышленники. Но когда начнется схватка, многие, очень многие выйдут из игры. Вот и Асад Бекмирзаевич - помощников и учеников у него было много. А когда встал вопрос об отправке письма в академию по поводу конфликта между Бекмирзаевым и его противниками в институте, один сказал: "Я недавно женился в третий раз, опозорят меня", другой произнес: "Я член ученого совета, подписать не могу", а третий колебался: "Я никак не разберусь, кто же прав". В итоге все молодцы, которые поддерживали его словесно, остались верны поговорке: "Не будь ни началом, ни концом палки". И Асад Бекмирзаевич один предстал перед президентом академии. Сообщенные им факты подтвердились, в институте произошли изменения. И тем не менее ему на всю жизнь пришили ярлык смутьяна. Асад Бекмирзаевич боролся за правду. А лаврами был увенчан родич этого Нияза. А Нияз, пожалуй, добьется большего, чем его дядя. Еще недавно он воротил нос, едва заговаривали про археологию. Десяти самым лучшим лекциям он предпочитал один плов, приготовленный с друзьями в чайхане. А теперь приехал поучать меня".
– Мулла Давранбек, вы еще не спите?
Услышав знакомый голос, Давран отвлекся от своих размышлений. Поднялся с раскладушки.
– Почти угадали, - улыбнулся Давран и указал место рядом с собой. Садитесь, Игитали-ака.
Однако ночной гость не воспользовался приглашением, а примостился на корточках возле ствола акации. Высыпав из склянки на ладонь немного насвая [жевательная смесь из золы и табака], бросил его под язык. В экспедиции этот человек недавно, по его рассказам, ушел из колхоза после ссоры с очковтирателем-раисом [председателем]. Дом его был недалеко от места раскопок, поэтому он не ночевал в лагере, а приходил на работу утром и уходил вечером. Но случалось, что он засиживался за оживленной беседой и оставался в палатке вместе с другими рабочими. Пятидесятилетнего Игитали-ака уважали все участники экспедиции и в основном молодые парни, он же относился к ним как к родным сыновьям.