Святая Русь
Шрифт:
– Русски бояра молвят, виноватый в убийстве Сарай-ака твой сыновец Василий? – в свою очередь трудно подбирая слова русской речи, произнес татарский посол.
– Кирдяпа? Поговори с ним сам! – тяжело глянув в очи Ак-Ходже, отмолвил Борис. («Русски бояра!» – передразнил про себя татарина. Поди, свои рассказали! Спросил бы лучше, за сколько баласов и кому продал племянничек жизнь этого дурака Сарайки! Не спросит! И я не скажу!..) Оба молча смотрели на вечереющий город. Багрянец зари уходил с последних, самых рослых шатров городских башен, и город погружался во тьму – Как тут светло! – сказал Ак-Ходжа по-татарски.
– Ты еще не был на севере! – возразил Борис. – Вот там светло!
Серебряная вода и розовое закатное небо во всю ночь. И тишина! – Оба надолго замолкли.
– Я буду говорить с Василием! – высказал наконец посол, поворачиваясь к Борису и твердо глянув тому в глаза. Борис кивнул почти безразлично, с легким опустошающим облегчением перебрасывая на плечи племянника груз лжи и государственных оговоров, долженствующих опорочить великого князя Дмитрия.
Василий Кирдяпа говорил по-татарски значительно лучше Бориса.
Необычный выговор посла мало затруднял его. Потому и речь пошла меж ними без особых обиняков сразу о самом главном.
– Гляди! – говорит, загибая пальцы, Василий, пронзительным зраком впиваясь в настороженный лик посла. – Ты веришь тому, что московиты разбили Мамая, дабы услужить Тохтамышу?
– Я не верю этому! – чуть помедлив, отвечает посол.
– Я тоже! – с напором продолжает Василий. – Дмитрий уже подчинил себе всех урусутских князей! Он хочет быть первым! Он не желает платить дани Орде! Сарай-ака был убит, ибо у Дмитрия стояли полки, готовые к бою, и он не хотел, чтобы Мамай уведал о том! Дмитрий хочет быть первым, и Орда погибнет, ежели ся возвысит Москва! Хан Тохтамыш тогда в свой черед испытает участь Мамая!
Ак-Ходжа гордо вскидывает голову.
– Тохтамыш объединил степь! – возражает он. – Ныне Белая, Синяя и Золотая Орда – одно! Тохтамыша не разгромить коназу Дмитрию!
– Да, ежели он будет один! – отвечает Кирдяпа. Но вкупе с Литвой? Со всею Литвой, а быть может, даже и с Орденом? И с Польшей? Ежели это будет новый крестовый поход?! – Василий видит, что посол молчит, сопит, думает.
Вопрошает наконец:
– Почто говоришь – Литва? Литовский князь ратен коназу Дмитрию!
Кирдяпа медлит, улыбается чуть заметно. Стрела попала в цель! Он загибает палец:
– Князь Ольгерд, с коим был ратен Дмитрий, давно умер! А Ягайло пришел на Дон и стоял в одном часе конского скока, но он не участвовал в бою! Это раз! Литовские князья, старейшие Ольгердовичи, почти все были в войске Дмитрия, это два! Именно они выиграли битву. И третье: почему Дмитрий принял митрополита из Литвы, Киприана, вместо своего же ставленника Пимена, хотя допрежь того, как толкуют, ненавидел Киприана всем сердцем и даже выкинул его из Москвы? А Киприан – соратник покойного патриарха цареградского Филофея, который пытался объединить государей всех православных земель, дабы сокрушить совокупными силами «неверных»:
Османский султанат и Золотую Орду. Сравни и помысли! Кабы не вражда Ольгердова с коназом Дмитрием, Филофей с Киприаном добились бы своего еще пятнадцать лет назад! И ежели теперь московиты с помочью Киприана заключают ряд с князем Олегом Рязанским, то каких доказательств надобно тебе еще, ханский посол?! Ягайло – сын тверянки Ульянии. Он говорит русскою молвью! Ягайло совсем не хочет потерять Подолию, захваченную Ольгердом! Они сговорят с Дмитрием, и тогда не ведаю, кто победит в бою: они или Тохтамыш?
Посол сопит все громче. Он уже и не веря – верит.
– Почто ты говоришь такое? – почти кричит он. – Как я узнаю, не тайный ли ты друг Дмитрия, ведь твоя сестра…
– Жена великого князя московского! Да! Но отец, заключая сей брак, подписал отказную грамоту за весь наш род, навеки лишающую нас права на великое княжение владимирское! Отец – тесть великого князя, а я кто? Не сегодня-завтра у меня отберут последние волости!
Василий произносит это страстно, придушенным, рвущимся к крику голосом, и Ак-Ходжа верит. Когда говорят так, не врут. Василий, и верно, о своей судьбе бает правду. Но верить заставляет посла другому – сговору московского князя с Литвой, сговору, коего не было. Однако Ак-Ходжа из Белой Орды, плохо знающий тайные извивы местной политики, и потому он верит Кирдяпе. Верит и тому, что тот небрежно роняет вслед сказанному:
– На Москве с тобою сделают то же, что с Сарайкой! А после откупятся серебром! Веришь ты, что хан за тебя захочет отомстить и пошлет войско?
Веришь – езжай! Только без меня! Я после нятья Михайлы Тверского, после иных его пакостей и шкод боле ни в чем теперь не верю Дмитрию!
Татарин молчит, медлит. Молчит и Кирдяпа, выговорившийся до конца.
Стемнело. Но прохлады нет. Волны нагретого за день жара овевают высокие сени княжого терема. И татарский посол не ведает, чему верить, и не знает уже, ехать ли ему на Москву или мчаться назад предупреждать Тохтамыша о коварстве коназа Дмитрия…
Осторожность и недоверие побеждают. Из Нижнего Новгорода посольство, так и не встретясь с великим князем владимирским, поворачивает назад.
Вот чему радовались на Москве! И, как оказалось впоследствии, радовались зря!
Через всю зиму восходила перед рассветом зловещая острохвостая звезда, упорно предвещающая русской земле неведомую беду.
Глава 14
Биография Тохтамыша способна поставить в тупик любого исследователя.
Полководец, провоевавший всю жизнь и значительное время шедший от успеха к успеху, хан, объединивший Белую, Синюю и Золотую Орды, то есть, хотя бы в этом, сравнявшийся с Батыем, любимец многих и многих эмиров и беков, политик, который, уже будучи разбит, дарит по праву владения незавоеванную Русь Витовту, многолетний соперник великого Тимура, хозяин степи (Дешт-и-Кипчака), памяти о котором хватило в народе на то, чтобы и дети его долгое время еще претендовали на ханскую власть в степи, короче, любимец и баловень судьбы, предводитель сотен тысяч конных воинов, он, провоевавши всю жизнь, не выиграл меж тем ни одного, подчеркиваем, ни одного большого сражения! Политика его, та же борьба с Тимуром, была самоубийственной как для самого Тохтамыша, так и для всей Орды, а клятый поход на Москву оттолкнул от него сразу же всех возможных и верных союзников в русском улусе. К власти над Белой Ордой он пришел в результате четырех сокрушительных разгромов войсками Урус-хана, после чего был попросту избран огланами покойного победителя на освободившийся престол!