Святая, смешная, грешная
Шрифт:
– Люба, я тебя умоляю! Что ты несёшь? Какое «темно» и какое «завтра»? Это Москва, Арбат и Кутузовский, а не горный аул, и это – нормальный русский парень, в обычаи которого не входит воровство девушки. Нет, Любка, как была ты паникёршей, так ей и останешься. Всё, целую вас! Мне пора.
– А мы ещё посидим немного. Да, Юль? – обнимая меня и прощаясь, сказала Любка.
Я подошла сзади и, обняв сидевшую в кресле Юлю и прошептав на ухо: «Я люблю тебя. Пока, удачи, созвонимся», – направилась к выходу. Выйдя из кинотеатра на улицу, спустилась в подземный переход и через минуту уже садилась в свою машину, оставленную на парковке у кафе «Весна». С оплатой за парковку стали наводить порядок, но, как всегда бывает у нас, сделав первый шаг, мы долго, а иногда и вообще никогда
С этими мыслями я выехала на Новый Арбат, быстро доехала до кинотеатра «Художественный», нырнула в туннель, чтобы развернуться в обратную сторону и… встала. Из динамиков радио лилась информация, подтверждающая и без того известную истину, что в пятницу, вечером, да ещё в первых числах мая Кутузовский в сторону области просто по определению не может быть свободным. Другое дело депутаты, чиновники, не говоря уж о первых лицах, для кого Кутузовский всегда будет свободным, включая выходные, праздники, в любое время суток 360 дней в году.
Так как я не относилась ни к одной из этих категорий, как, собственно, и сотни тысяч других людей, сидящих в данный момент в своих автомобилях, то я понимала – двигаться будем медленно, скучно и долго. До торгового центра «Времена года», стала прикидывать я, километра четыре, мы двигаемся в среднем со скоростью 5-10 км в час, значит, в дороге я буду минут пятьдесят.
«Мда, весело начинается вечерок знакомства», – подумала я и стала вертеть головой по сторонам, пытаясь как-то отвлечься от скуки. Несмотря на то, что почти девяносто процентов зданий, тянувшихся вдоль проспекта, были построены ещё в 50-60-х годах прошлого века и имеют не самый, если не сказать больше, современный вид, ночной Арбат, в отличие от дневного, конечно, впечатляет! Особенно сейчас, за несколько дней до празднования Девятого мая. Ночной Арбат залит огнями реклам всевозможных кафе и ресторанов, бутиков и магазинов, аптек и салонов связи, подсветкой зданий, офисов и отелей. Ночной Арбат всегда манит и завораживает своей жизнью, своим ритмом, своими возможностями, надеждами и мечтами.
Десятки кафе и ресторанов предложат меню на любой вкус. Здесь ты услышишь людей, разговаривающих на многих языках дальнего и ближнего зарубежья, языках дружественных стран и не очень, а иногда, и совсем недружественных, но почему-то гостеприимно принимаемых нами. Некоторые из них звучат всё громче, иногда, я бы сказала, наглее и настойчивее, что мне лично не нравится.
Слева от меня медленно проплывал знаменитый и когда-то очень популярный, знавший куда более лучшие времена, развлекательный центр «Арбат». Его фасад, стилизованный под корабль с большими красно-белыми палубными трубами, с иллюминаторами и огромным якорем на борту, омывали, освещая сине-белыми барашками волн, изогнутые иллюминационные трубки. Казалось, что корабль движется навстречу потоку машин или машины движутся ему навстречу. Но это была лишь иллюзия движения.
Перпендикулярно пересекая Новый Арбат, под нами лежало Садовое кольцо, сомкнув свои концы в девятибалльной пробке. Казалось, нескончаемые потоки автомобилей, тянущиеся слева направо, от Смоленской площади до Новинского бульвара и от начала Нового Арбата за моей спиной до Кутузовского проспекта впереди меня, ставили большой, светящийся от света фар крест на наших надеждах когда-нибудь попасть в пункт назначения. Самые нетерпеливые водители отрывисто сигналили, свет фар их авто, словно стаи гончих собак с нервным лаем, потерявшие след, выискивали свободный клочок асфальта, чтобы занять его, и оказаться на метр впереди. Другие, наоборот, словно смирившись со своей участью, жили обычной жизнью – кто-то звонил, читал книгу, смотрел фильм, ужинал, выходил из машины покурить, разминая затёкшие ноги и спину, кто-то ругался или, наоборот, целовался со своей женой, любовницей, а иногда и со случайной попутчицей. Двух-трёхчасовое стояние в пробке порой было способно перевести попутчицу в разряд любовницы.
В общем, здесь было всё, кроме желания торчать в этой долбанной пробке, и туалета. И если уж совсем невтерпёж, то мужчина может хотя бы выйти, прислонившись к открытой двери авто и делая вид, что любуется луной, освежить колесо, то женщинам остаётся только сжать зубы и колени, мысленно взывая к совести своего мочевого пузыря, прося его ещё немножко потерпеть. Справа вырисовывалось достраиваемое здание Института Курортологии. По крайней мере такая информация была размещена на огромных плакатах. Возвышаясь, оно не только обещало поправлять посаженный мочевой пузырь, нервы и общее здоровье граждан (по иронии судьбы частично оставленное от стояния в пробках, в том числе, и у этого здания), но и создавало новые пробки, затрудняя и без того перегруженную артерию Нового Арбата.
Вой сирен и вспышки проблесковых маяков стартовали от Белого Дома, унося на бешеной скорости его хозяина по гладкому как стекло перекладываемому по два раза в год асфальту Кутузовского проспекта в неизвестность. Эта неизвестность может закончиться ужином в загородной резиденции или начаться взлётной полосой Внуковского аэродрома. Стихнувший вдали вой сирен давал разрешение или хотя бы надежду на движение. Захлопав закрывающимися дверями, поток машин медленной и плотной лавой пополз вперёд, чтобы остановиться на светофоре у раскрытого, словно книга, бывшего здания СЭВ, ныне – занятого Правительством Москвы. Красный свет светофора, усиленный взмахом полосатой палочки постового (как– никак Белый дом рядом), разрезал однородный поток автомобилей на две части, оставив меня в первой четвёрке дожидаться зелёного света, с завистью смотреть на красные габариты уползающих в ночь авто и любоваться панорамой.
А любоваться было чем. Справа на Краснопресненскую набережную официально и торжественно глядело Здание Правительства, облицованное белым мрамором, отчего за ним и закрепилось название Белый дом. Новоарбатский мост, подсвеченный снизу, словно зависал, не касаясь чёрной воды Москвы-реки. Скрытая от глаз подсветка, установленная под ним, прокладывала от одного берега до другого неоновую дорожку. Сверху, вдоль обеих сторон моста, от одного столба освещения до другого, словно радуга выгнутая по ошибке в другую сторону, провисая в середине, тянулись гирлянды, повторяя цвета триколора.
Но главная достопримечательность, на мой взгляд, от чего невозможно оторвать взор – это гостиница «Украина». Вернее, теперь уже бывшая «Украина», а ныне «Рэдиссон». Одна из семи сталинских высоток, «Украина», по своему архитектурному решению уступающая разве что высотке МГУ на Воробьёвых горах, поражает и завораживает своим величием. В свете прожекторов центральная главная башня со шпилем становится воздушной и невесомой, как бы паря в ночном небе и одновременно отражаясь в Москве-реке. Основательность и правильная геометрия флигелей на боковых башнях, окружающих весь гостиничный комплекс, придаёт «Украине» величие и роскошь.
Зелёный свет светофора и десятки нетерпеливых автомобильных сигналов вернули меня в реальность. Мы, словно спринтеры на короткую дистанцию, рванули с места и через один километр встали… Постовой из трёхполосного потока, двигающегося от «Европейского» по Дорогомиловской, выпускал, словно отцеживая, одну тонкую струйку машин на Кутузовский, уплотняя и без того невыносимую пробку. Впереди, всего через каких-то полтора, а может и меньше километра нас ждали новые испытания. Нескончаемая вереница Третьего транспортного кольца вносила свою лепту. Часть машин, отделившись от неё, пыталась втиснуться в наш поток, ползущий безо всякого интервала и не имеющий ни малейшего желания, ни возможности впустить их в свои ряды. Казалось, что наступил полный и бесповоротный коллапс.