Святая Жанна
Шрифт:
Жанна. Скажи лучше, как ты относишься ко мне.
Дюнуа. Бог, видно, и в самом деле был на твой стороне. Я ведь не забыл, как переменился ветер и совсем по-другому забились наша сердца, когда ты появились. Клянусь, я никогда не откажусь от того, что победили мы благодаря тебе. Но говорю, как солдат: Бог человеку не поденщик, не нанимался он к нему в батраки. Если ты достоин, он порою вырвет тебя из когтей смерти и поставит снова на ноги – вот и все. А став на ноги, твое дело драться изо всей мочи, со всей доступной тебе хитростью. Ведь Бог должен печься и о твоем враге – ты этого не забудь.
Жанна. Но…
Дюнуа. Тсс! Я еще не кончил. Не думай, что наши победы были завоеваны без помощи полководческого искусства. Король, в ваших воззваниях вы ни словом не помянули о моем участии в этой кампании, да я и не жалуюсь – ведь народ бежит за Девой и ее чудесами, а не за мной и моей черной работой. Да и надо же кому-нибудь собирать для Девы войска и кормить их… Но я точно знаю, что именно сделал для нас Бог через Деву и что оставил доделать мне – своим умом. И поверьте: время чудес отошло, теперь выиграет войну тот, кто лучше играет в эту игру, – если счастье на его стороне.
Жанна. Все «если», «если» да «если»! Если бы да кабы… (Вскакивая в порыве.) Говорю тебе, что твое воинское искусство ни черта не стоит – рыцари твои не годятся для настоящей войны. Она для них – игра, они выдумывают для нее разные правила – что честно да что нечестно, напяливают на себя и на своих бедных кляч доспехи, чтобы, не дай Бог, их стрелой не задело! А когда они падают, то не могут сами подняться и ждут своих слуг, чтобы те поставили их на ноги и договорились с обидчиком, скинувшим их с коня, о выкупе. Разве ты не видишь, что все это – вчерашний день? Куда годятся латы против пороха? И те, кто дерется за Бога и за родину, разве они станут торговаться о выкупе? Нет. Они дерутся, чтобы победить. И в бою вручают свою жизнь Богу, как я. Простому народу не по карману ни латы, ни выкуп! Они полуголые лезут за мной в крепостной ров и по лестницам на стену. Для них война идет не на жизнь, а на насмерть, и Боже помоги правому! Ладно, можешь качать головой, пусть Синяя Борода поглаживает свою козлиную бородку и задирает нос. Ты вспомни день, когда твои рыцари не пошли за мной в атаку под Орлеаном. Заперли ворота, чтобы не выпустить меня. А простые люди за мной пошли – сломали ворота и показали вам, как воевать всерьез.
Синяя Борода(обиженным тоном). Тебе мало быть папой, ты хочешь быть еще и Александром Македонским.
Архиепископ. Гордыня тебя погубит.
Жанна. Причем тут гордыня? Права я или нет?
Ла Гир. Права. Половина из нас боится повредить свой профиль, а остальные думают только о том, как бы заплатить по закладным. Дюнуа, может, у нее не хватает учености, но она знает, где собака зарыта. Война теперь совсем не та, что раньше.
Дюнуа. Но и я-то ведь не воюю по старинке. Я понимаю, во сколько жизней обойдется каждое мое выступление, и если игра стоит свеч, я на нее иду. А вот Жанна, она не считает; в надежде на Бога она прет напролом, ей кажется, что Бог у нее на аркане. Покуда что сила была на ее стороне, и она победила. Но я знаю Жанну, настанет день, и она ринется вперед с десятью людьми вместо сотни. И поймет, что Бог на стороне больших батальонов. Ее возьмут в плен. И счастливец, который ее захватит, получит шестнадцать тысяч фунтов от графа Уорика.
Жанна(она польщена). Шестнадцать тысяч! Э-э, парень, да неужели они столько за меня дают? Неужели в целом свете найдется столько денег?
Дюнуа. А теперь скажите мне: кто из вас пошевелит пальцем, чтобы спасти Жанну от англичан? Начнем с армии. В тот день, когда какой-нибудь англичанин стащит ее с коня и его не поразит за это молния; в тот день, когда ее запрут в темницу, а решетки и засовы не отворятся сами собой, словно по мановению ангела; в тот день, когда противник поймет, что она так же уязвима, как я, – жизнь ее не будет стоит жизни рядового солдата, и я не пожертвую им, как бы мне ни была дорога Жанна.
Жанна. Я на тебя, Жак, не в обиде. Ты, наверно, прав. Если Бог позволит, чтобы меня одолели, я и впрямь не стою ни единого солдата, но, может, Франция найдет меня достойной выкупа.
Карл. Говорю же тебе, что у меня нет денег. Вот и эта коронация – тоже ведь твоя затея! – на нее ушло все, что я мог взять в долг, до последнего гроша!
Жанна. Что ж, тогда я понадеюсь на церковь. Церковь куда богаче тебя.
Архиепископ. Женщина! Тебя поволокут по улицам и сожгут как ведьму!
Жанна(подбегая к нему). Ваше преосвященство! Что вы, разве так можно? Я – ведьма?
Архиепископ. Пьер Кошон знает свое дело. В Париже уже сожгли женщину только за то, что она говорила, будто ты поступаешь по велению Божьему.
Жанна(ничего не понимая). Почему? Не могли же они сжечь женщину за то, что она говорила правду?
Архиепископ. Могли.
Жанна. Но вы-то знаете, что она говорила правду! Меня вы не позволите сжечь.
Архиепископ. А как я им помешаю?
Жанна. Вы будете говорить от имени церкви. С вашим благословением мне нигде не страшно.
Архиепископ. Нет тебе благословения – ты горда и непокорна…
Жанна. Зачем вы говорите такие вещи? Да разве я горда и непокорна? Я – бедная девушка, темная, деревенская. Чем же мне гордиться? И разве я не выполняю покорно то, что мне велят мои голоса? Ведь они от Бога?
Архиепископ. Глас Божий на земле – это глас воинствующей церкви, а все голоса, которые слышишь ты, – лишь эхо твоего своеволия.
Жанна. Неправда.
Архиепископ(сердито покраснев). Ты смеешь говорить архиепископу в его храме, что он лжет?
Жанна. Я и не думала говорить, что вы лжете. Это вы говорите, что врут мои голоса. Когда же они врали? Даже если вы в них не верите, даже если они – лишь эхо моего здравого смысла, разве они не доказали свою правоту? А ваши советчики постоянно не ошибались?
Архиепископ(с негодованием). Что тебя убеждать? Пустая трата времени.