Святилище
Шрифт:
Паскаль ждал их. Два слабых фонарика на бортах пролетки шипели в холодном воздухе, а лошади стучали по твердой земле железными подковами.
— Где это мы, тетя Леони? — спросил Луи-Анатоль, от любопытства на время позабыв свои страхи. — Это еще наша земля?
— Да. Это старый склеп.
— Это где людей хоронят?
— Иногда.
— А почему папу и маму не здесь похоронили?
Она не сразу нашлась с ответом:
— Потому что они хотели лежать под открытым небом, среди деревьев и цветов. Они лежат вместе у озера, помнишь?
Луи-Анатоль нахмурил брови:
— Так, чтобы слышать птиц?
Леони улыбнулась.
— Именно так.
— А почему ты меня сюда никогда не приводила? — спросил мальчик, делая шаг ближе к двери. — Потому что здесь призраки водятся?
Леони выбросила вперед руку и перехватила племянника.
— Нам некогда, Луи-Анатоль.
Он надулся:
— Мне нельзя войти внутрь?
— Сейчас нельзя.
— А пауки там есть?
— Вполне могут быть, но ты ведь не боишься пауков, так что это не важно.
Он кивнул, но заметно побледнел.
— Мы вернемся в другой раз. Когда будет светло.
— Вот это прекрасная мысль, — одобрила Леони.
Мсье Бальярд тронул ее за плечо.
— Больше ждать нельзя, — вмешался Паскаль. — Надо отъехать подальше прежде, чем Констант поймет, что в доме нас нет. — Он нагнулся и забросил Луи-Анатоля в пролетку. — Ну как, Пишон, готов к ночному приключению?
Луи-Анатоль кивнул.
— Путь будет долгий.
— Дальше, чем до Лак-де-Барренк?
— Еще дальше, — подтвердил Паскаль.
— Это ничего, — сказал Луи. — А Мариета со мной поиграет?
— Поиграет.
— А тетя Леони расскажет мне сказку.
Взрослые переглянулись. В глазах у каждого была боль. Бальярд и Мариета молча забрались на сиденья, а Паскаль занял место кучера.
— Залезай, тетя Леони, — позвал Луи-Анатоль.
Леони резко закрыла дверцу пролетки.
— Берегите его.
— Ты не обязана это делать, — быстро проговорил Бальярд. — Констант болен. Возможно, время и естественный ход событий очень скоро отомстят ему. Подожди, и все пройдет само.
— Может быть, и пройдет, — с жаром отозвалась она, — но я не могу пойти на такой риск. Это может продлиться три года, пять, а то и десять. Я не допущу, чтобы Луи-Анатоль рос, вечно опасаясь, вечно всматриваясь в темноту, думая, что там таится некто, желающий ему зла.
Она помнила, как Анатоль осматривал улицу из окна их старой квартиры, помнила запуганное лицо Изольды, глаза, обращенные вдаль, видящие угрозу в каждой мелочи.
— Нет, — еще тверже повторила она. — Я не допущу, чтобы Луи-Анатоль жил такой жизнью. — Она улыбнулась. — Здесь, сейчас, этой же ночью. — Она глубоко вздохнула. — Ты тоже так думаешь, Сажье.
В мерцающем свете фонаря их глаза на миг встретились. И он кивнул.
— Я верну карты на их исконное место, — тихо сказал он. — Когда мальчик окажется в безопасности, и за мной не будут следить ничьи глаза. Можешь не сомневаться.
— Тетя Леони! — снова, уже с тревогой позвал Луи-Анатоль.
— Малыш, у меня есть еще одно дело, — сказала она ровным голосом. — Поэтому я не смогу сейчас поехать с вами. Ты будешь в полной безопасности с Паскалем, Мариетой и с мсье Бальярдом.
С потерянным лицом он протянул к ней руки, чутьем поняв, что это прощание — навсегда.
— Нет, — выкрикнул он, — я не хочу от тебя уезжать, тетя Леони. Я не поеду!
Он вскочил с сиденья и обнял Леони за шею.
Она поцеловала его и погладила по голове, но потом твердо отстранила от себя.
— Нет! — кричал, отбиваясь, мальчик.
— Не огорчай Мариету, — сказала она сквозь комок в горле, — и позаботься о мсье Бальярде и Паскале.
Шагнув назад, она хлопнула ладонью по борту повозки.
— Вперед! Поезжайте.
Паскаль щелкнул кнутом, и пролетка, дернувшись, двинулась с места. Леони заткнула уши, чтобы не слышать, как голос Луи-Анатоля, плачущего и зовущего ее, затихает вдали.
Когда стук копыт по твердой промерзшей земле затих, она повернулась и вошла в дверь старой каменной часовни. Слезы застилали глаза, и она ощупью нашарила металлическую ручку. Помедлила, полуобернувшись и взглянув через плечо. Вдали стояло яркое рыжее зарево, заполненное искрами и клубами дыма, серыми на черном ночном небе.
Дом горел.
Она утвердилась в своем решении. Повернула ручку, толкнула дверь и перешагнула порог часовни.
Глава 97
Ей навстречу вырвался порыв холодного тяжелого ветра.
Леони выждала, пока глаза медленно приспосабливались к сумраку. Вытащив из кармана коробку спичек, открыла стеклянную дверцу фонаря и подожгла фитиль.
На нее уставились голубые глаза Асмодея. Леони шагнула дальше, в неф. Она медленно шла к алтарю, а картины на стенах как бы пульсировали, раскачивались, подавались к ней. Подошвы сапожек скрипели по песку на плитах, громко отдаваясь в могильной тишине.
Она заколебалась: с чего начать. Рука потянулась к картам в кармане. В другом кармане лежала пачка сложенных листов — ее рисунков: она сама, Анатоль, Изольда. Расставаться с ними она не захотела.
Она призналась наконец мсье Бальярду, что, собственными глазами увидев карты, потом несколько раз возвращалась к запискам дяди, впитывая слова рукописи, пока не выучила их наизусть. И все же она сомневалась в истинности объяснений старика: как скрытая в картах жизнь и донесенная ветром музыка может вызвать духов, обитавших в этом древнем здании?