Святилище

Мосс Кейт

Будто порог переступила.

И сразу свет стал меняться. Становился плотнее, туманнее. Громче заревел ветер в ушах, словно повторяющаяся высокая нота или гул телефонных проводов на ветру. И ей почудился легчайший аромат фимиама и пьянящий запах сырого камня и древних молений, висящий в воздухе.

Она поставила шкатулку на землю, выпрямилась и огляделась по сторонам. По какому-то капризу погоды от влажной почвы поднимался легкий туман. В нем замелькали искорки света, разгоравшиеся по периметру часовни, словно чья-то невидимая рука зажигала крошечные свечи. Отблески от каждой из них сливались, восстанавливая очертания разрушенных стен. Сквозь тонкую облачную вуаль Мередит как будто разглядела на земле очертания букв: C-A-D-E. Сделав шаг, почувствовала, что и земля под ее ногами стала другой. Она ощущала подошвами не траву, а холодные каменные плиты.

Мередит опустилась на колени, не замечая сырости, промочившей ткань джинсов. Она достала колоду и закрыла крышку. Из опасения испортить карты сняла с себя куртку и расстелила подкладкой вверх на крышке шкатулки. Стасовала карты, как научила ее в Париже Лаура, и срезала колоду. В ее руках оказались три тонких пачки. Она собрала их заново — среднюю, на нее верхнюю и потом нижнюю — и положила вверх рубашками на импровизированный столик.

«Мне не уснуть…»

Мередит и не думала заниматься гаданием. Сколько она ни перечитывала заметки о толкованиях Лауры, их смысл становился только темнее. Она просто собиралась открыть карты — наверно, восемь карт, из уважения к музыке этих мест — и посмотреть, не сложится ли какая-нибудь осмысленная последовательность.

Не откроется ли, как обещала Леони, в картах история.

Она перевернула первую карту и улыбнулась знакомым чертам Справедливости. Сколько она ни тасовала и ни срезала колоду, верхней осталась та же карта, что лежала наверху в тайнике на дне высохшей реки.

Второй оказалась Башня — La Tour — карта конфликта и угрозы. Она положила ее рядом с первой и потянула следующую. Ясные голубые глаза Мага взглянули на нее. Одна рука простерта к небу, другая указывает в землю, над головой знак бесконечности. Эта фигура несла в себе легкую угрозу — не добро и не зло в чистом виде. Разглядывая карту, Мередит как будто начала узнавать лицо, хотя и не могла еще вспомнить точно.

Четвертая карта снова вызвала у нее улыбку: Le Mat — Анатоль Верньер в своем белом костюме, с канотье и тростью в руках, как изобразила его сестра. Следом открылась Жрица — La Pretresse — Изольда Верньер, прекрасная, элегантная и умудренная жизнью. Затем Любовники — Анатоль и Изольда вместе.

Седьмой картой выпал Дьявол. Ее рука на минуту зависла над картой, пока злобные черты Асмодея не открылись глазу. Демон, воплощение ужасов и опасностей гор, упомянутый в книге Одрика С. Бальярда. История зла в прошлом и настоящем.

Теперь Мередит точно знала, какая карта откроется последней. Все «персонажи» собрались здесь, в портретах на картах, нарисованных Леони, но преобразившиеся, чтобы передать именно эту историю.

Запах ладана бил в ноздри, краски прошлого вставали перед мысленным взором, время ускользало прочь. Вечное настоящее, все, что было и чему еще предстояло быть, соединилось в раскладе карт.

«Время проскальзывает между прошлым и будущим…» Она тронула последнюю карту кончиками пальцев и, еще не перевернув, почувствовала, как Леони выступила из тени.

Карта VIII, La Force — Сила.

Так и не перевернув ее, она села на землю, не чувствуя ни холода, ни сырости, и взглянула на октаву карт, разложенных на шкатулке. И тут же заметила, что изображения начинают меняться. Ее глаза сами обратились к Дураку. Сперва просто мазок краски, которого не было прежде. Пятнышко крови, поначалу едва различимое, разрасталось, расцветало красным на белизне костюма Анатоля, заливало сердце. На мгновение нарисованные глаза встретились с ее глазами.

Мередит задыхалась от ужаса, не в силах отвести взгляд, наблюдала, как умирал Анатоль Верньер. Фигура медленно погрузилась на дно нарисованного ландшафта, открыв вид на горы Суларак и Безу.

Она не желала ничего больше видеть, но чувствовала, что обречена смотреть, и глаза ее помимо воли обратились к соседней карте. Сперва с карты II на нее смотрело спокойное безмятежное лицо Изольды, голубизна длинного платья и белизна перчаток подчеркивали нежность ее длинных пальцев, хрупкость плеч. Но вот черты ее стали меняться, розовый цвет налился синевой. Глаза расширились, руки плавно поднялись над головой, словно она плыла, покачивалась в воде…

«Тонет!»

Эхо смерти матери самой Мередит.

Карта темнела, юбка Изольды в воде облепила затянутые в чулки ноги, шелк смутно мерцал в полупрозрачной зелени подводного мира, перламутровые туфельки соскользнули с ног, поддавшись хватке речного ила.

Глаза Изольды закрылись, но еще до того Мередит заметила в них облегчение, а не страх, не ужас утопающего. Разве такое возможно? Неужели жизнь стала для нее настолько тягостной, что она хотела умереть?

Она перевела взгляд в конец ряда, на Дьявола, и улыбнулась. Двое, прикованные у ног демона, исчезли. С основания постамента свисали пустые цепи. Асмодей остался один.

Мередит глубоко вздохнула. Если карты рассказывают историю того, что было, что-то они скажут о Леони? Она протянула руку, но все не могла заставить себя перевернуть последнюю карту. Ей отчаянно хотелось узнать правду. И в то же время ее пугала история, открывающаяся в оживших картинах.

Она поддела ногтем уголок карты, закрыла глаза и сосчитала до трех. Потом взглянула. Карта была пуста.

Мередит приподнялась на коленях, не поверив собственным глазам, перевернула карту снова рубашкой, и снова лицевой стороной.

Поверхность оставалась белой, совершенно чистой — пропали даже зелень и синева ландшафта Миди.

В этот момент посторонний звук прервал ее размышления. Хруст сучка, стук камешков, сбитых с тропы, удары крыльев вспугнутой птицы.

Мередит привстала, обернулась через плечо, но никого не увидела.

— Хол?

Сотни мыслей промелькнули в голове, и все пугающие. Она вытолкнула их из сознания. Это наверняка Хол. Она сказала ему, куда собирается. Никто больше не знал, что она здесь.