Святилище
Шрифт:
— В самом деле, — сказала девушка, — ее можно принять за вас.
В верхней части нечетко пропечатанной картинки Мередит рассмотрела римские цифры XI, внизу подпись — «La Justice», «Справедливость». Она вгляделась. Женщина действительно чем-то напоминала ее.
— Не нахожу сходства, — возразила она и покраснела, стыдясь своей лжи. — Так или иначе, я завтра уезжаю из города, так что…
— Все равно оставьте себе, — настаивала девушка. — У нас открыто семь дней в неделю, и это прямо за углом. Пять минут ходу.
— Спасибо, но это не для меня, — сказала Мередит.
— Моя мама хорошо знает дело.
— Ваша мама?
— Она гадает на Таро, — улыбнулась девушка. — Толкует значение карт. Приходите.
Мередит открыла рот — и снова закрыла. Нет смысла затевать спор. Проще взять листок, а потом выбросить его в урну. С натянутой улыбкой она опустила рекламу в карман куртки.
— Знаете, совпадений не бывает, — добавила девушка. — Все, что случается, имеет свою причину.
Мередит кивнула, не желая затягивать одностороннюю беседу, и двинулась дальше, так и сжимая в руке телефон. На углу она оглянулась. Девушка стояла на том же месте и смотрела ей вслед.
— Вы и вправду совсем как она! — крикнула она. — Отсюда всего пять минут. Серьезно, заходите!
Глава 12
Мередит совсем забыла о листовке, засунутой в карман куртки. Она ответила на пропущенный звонок — просто агент французского бюро путешествий подтверждал броню номера — и перезвонила в аэропорт уточнить время завтрашнего рейса.
В отель она вернулась к шести, усталая, со сбитыми от хождения по асфальту ногами. Мередит перегрузила кадры на жесткий диск ноутбука и взялась перепечатывать записи, сделанные за последние три дня. В половине десятого купила в баре напротив сандвич и съела его в номере, не отрываясь от работы. К одиннадцати закончила. На сегодня все.
Забравшись в постель, она включила телевизор. Пощелкала каналами, отыскивая знакомый логотип Си-эн-эн, но нашла только запутанный французский детектив на Эф-эр-3 и «Коломбо» на Эн-эф-1 да еще порномаскарад на втором кабельном. Сдалась и вместо телевизора немного почитала, прежде чем погасить свет.
Мередит лежала в уютной полутьме комнаты, закинув руки за голову и зарывшись пальцами ног в хрустящие белые простыни. Уставившись в потолок, она вспоминала тот уик-энд, когда Мэри поделилось с ней немногим известным о ее кровной родне.
Отель «Пфистер» в Милуоки, декабрь 2000-го. В «Пфистере» они отмечали все крупные семейные праздники — дни рождения, венчания, особые события — обычно просто ужинали, но в тот раз Мэри сняла номера на целый уик-энд — запоздалый подарок ко дню рождения Мередит и ко Дню благодарения. Заодно, хоть и было рановато, собирались сделать закупки к Рождеству.
Изящная неброская обстановка XIX века, расцветка в стиле fin de siecle, [9] золотые карнизы, кованые перильца балконов, элегантные ажурные белые занавеси на стеклянных дверях. Мередит первой спустилась в вестибюль и ждала Билла и Мэри в кафе, устроившись в уголке мягкого диванчика. Она впервые в жизни законно заказала вино. «Шардоне Сонома» по семь долларов и пятьдесят центов за бокал, но вино стоило этих денег. Темно-золотистый напиток хранил в себе аромат винной бочки.
9
Конец XIX века (фр.).
Как странно, что именно об этом вспоминается!
Снаружи падал снег. Ровно сыпавшиеся с неба белые хлопья погружали мир в тишину. За стойкой бара старуха в красном пальто и низко надвинутой на лоб шерстяной шляпе закричала бармену:
— Поговори со мной! Почему ты со мной не разговариваешь!
Как та женщина у Элиота в поэме «Бесплодная земля». Гости за стойкой рядом с ней пили «Миллер», а двое ребят помоложе сидели с бутылками «Спречер эмбер» и «Риверуэст стейн». Все они, как и Мередит, притворялись, будто не замечают сумасшедшей.
Мередит только что разошлась со своим приятелем и рада была выбраться на уик-энд из кампуса. Приятелем был преподаватель математики, проводивший в университете свой академический отпуск. У них завязался роман. Прядь волос, откинутая со лба в баре. Он сидит на крышке рояля, пока она играет. Рука, невзначай коснувшаяся плеча в темноте вечерней библиотеки. Из этого и не могло ничего выйти — и сердце Мередит не было разбито. Но секс с ним был хорош, и отношения, пока не прервались, доставляли удовольствие.
Все равно хорошо вернуться домой.
Они проговорили весь тот холодный снежный уик-энд. Мередит задала Мэри все вопросы о жизни и ранней смерти своей родной матери. Все, что хотела и боялась узнать. О своем удочерении, о самоубийстве матери — болезненные воспоминания, как осколки стекла, застрявшие под кожей.
Основное Мередит уже знала. Ее мать, Жанет, забеременела в последнем классе школы на джазовой вечеринке и даже не поняла, что случилось, пока не стало слишком поздно для аборта. Первые несколько лет им старалась помогать мать Жанет, Луиза, но ее ранняя смерть от рака оставила Мередит без опоры и защиты, и жизнь быстро пошла прахом. Когда стало совсем плохо, Мэри — дальняя родственница Жанет — стала брать девочку к себе, а потом стало ясно, что возвращаться для Мередит просто опасно. Когда два года спустя Жанет покончила с собой, пришлось официально оформить отношения. Тогда Мэри и ее муж Билл удочерили Мередит. Правда, у нее осталась прежняя фамилия, и она продолжала называть Мэри и Билла по именам, но теперь Мередит наконец почувствовала себя вправе считать Мэри своей матерью.
Тогда, в отеле «Пфистер», Мэри отдала Мередит фотографии и листок с нотами. На первой был снят молодой человек в солдатской форме, стоящий на деревенской площади. Темные кудрявые волосы, светлые глаза и прямой взгляд. Имени не было, только дата «1914», имя фотографа и название городка Ренн-ле-Бен, отпечатанные на обороте. На втором снимке — маленькая девочка в старомодном платьице. Ни имени, ни даты, ни места. На третьем была женщина, в которой Мередит узнала свою бабушку Луизу Мартин. Этот снимок, судя по одежде, был сделан позже — в тридцатых — сороковых. Луиза сидела за роялем. Мэри пояснила, что Луиза когда-то была довольно известной пианисткой. Пьеса, записанная на листке из конверта, была ее коронным номером. Она исполняла ее на каждом выступлении.