Святилище
Шрифт:
Леони шагнула в часовню. Ледяной ветер вырвался ей навстречу, принес явственные запахи пыли, и древности, и памяти о сожженных вечность назад благовониях. Было в нем и что-то еще. Она наморщила нос. Застойный запах рыбы, моря, просоленных досок разбитых рыбачьих челнов.
Она сжала кулаки на вытянутых руках, чтобы остановить дрожь.
То самое место.
Сразу за дверью справа располагалась исповедальня, футов шести в высоту, восьми в длину и не больше двух шириной. Каморка была выстроена из темного дерева совсем просто, ничуть не напоминала резные изукрашенные исповедальни соборов и церквей Парижа. Решетка стояла закрытой. Пурпурный лоскут занавеса висел перед одним сиденьем. Перед вторым занавес был сорван.
Налево от главного входа стояла кропильница для святой воды — benitier. Леони отпрянула. Чаша из красного и белого мрамора держалась на спине демонической ухмыляющейся фигуры. Багровая шкура, когтистые лапы, злобные голубые глаза.
«Я тебя знаю…»
Статуя была копией дьявола с фронтисписа «Таро».
Вопреки бремени на его спине, дьявол оставался неукрощенным. Опасливо, словно он мог ожить, Леони придвинулась ближе. Под статуей пожелтевшая от времени белая табличка подтверждала:
— «Асмодей, строитель храма Соломона, демон гнева», — вслух прочла она. Привстав на носки захолодевших ног, Леони заглянула в чашу. В ней было пусто, но на мраморном дне вырезаны буквы. Она проследила их пальцем:
— Par ce signe tu le vaincras, — пробормотала она тихо. — Сим знаком ты его победишь.
Девушка нахмурила брови.
Кого это — «его»? Самого дьявола Асмодея? Следом пришла другая мысль: что было первым: гравюра или кропильница? Где копия, где оригинал?
Она знала только, что книга датирована 1870 годом. Она нагнулась, ее шерстяная юбка оставила полосы сметенной пыли на плитах пола. Леони осмотрела основание статуи, ища даты или других знаков. Ничто не указывало, где и когда она сделана.
Но точно не визиготами.
Сделав мысленную заметку еще заняться этим вопросом — может, Изольда что-то знает? — Леони обернулась лицом к нефу. На южной стороне часовни стояли в три ряда простые скамьи для молящихся, похожие на скамьи в классе начальной школы, но на каждой могло уместиться не больше двоих. Ни украшений, ни резьбы на концах скамей, ни подушечек для коленопреклонений, только узкие подставки для ног вдоль каждой скамьи.
Стены были выбелены, и штукатурка отслаивалась. Простые арочные окна, без витражей, впускали свет, зато и не задерживали внутри тепло. Распятие было маленьким, картина в раме из деревянных крестов, собственно, скорее даже не картина, а медальон, и, на простодушный взгляд Леони, без всяких художественных достоинств.
Она пошла вдоль нефа, медленно, как невеста, не желающая венчаться, и с каждым шагом от двери ей становилось неспокойнее. Раз она резко обернулось — почудилось, что сзади кто-то идет.
Опять никого.
Слева вдоль стены нефа стояли лепные статуи святых, в половину человеческого роста, похожие на недобрых детей. Их глаза как будто следили за проходящей мимо девушкой. Время от времени она останавливалась, чтобы прочесть имена, выведенные чернилами на деревянных подножиях: святой Антоний, египетский отшельник; святая Жермена с фартуком, полным пиренейских горных цветов; хромой святой Рох со своим посохом. Святые местного значения, решила она.
Последняя статуя, ближе всех к алтарю, изображала маленькую хрупкую женщину в красном платье по колено длиной, с прямыми черными волосами, падающими на плечи. Обеими руками она держала меч, не угрожая и не отражая нападение, а будто бы сама была защитницей.
Под статуей на печатной карточке написано: «La Fille de 'Ep'ees».
Леони наморщила лоб. «Дева Мечей». Может, имелась в виду святая Жанна д'Арк?
Опять какой-то шум. Она подняла глаза к верхнему окну. Просто ветка сладкого каштана, как гвоздем, царапает оконное стекло. Просто унылый крик какой-то птицы.
В конце нефа Леони остановилась и, присев на корточки, осмотрела пол, ища следы черного квадрата, описанного автором, и четырех букв-нот — CADE — выведенных на полу, по ее разумению, дядей. Она не нашла ничего, ни малейшего следа, зато обнаружила надпись на каменной плите пола.
«Fujhi, poudes; Escapa, non», — прочитала она и скопировала и эту надпись.
Выпрямившись, Леони шагнула вперед, к алтарю. Он точно, как ей помнилось, совпадал с описанием в «Таро»: голый стол без всяких религиозных предметов — ни свечей, ни серебряных крестов, ни молитвенника и книги антифонов. Алтарь стоял в восьмиугольной апсиде, высокий потолок небесной синевы, как на великолепном потолочном плафоне в Пале Гарнье. Каждая из восьми панелей была украшена повторяющимся, как на обоях, узором частых розовых полос, переплетенных белыми и красными цветами и образующих орнамент синих дисков или монет. В углу каждой панели имелась лепная вставка — вызолоченный жезл или посох, а в центре — по одной нарисованной фигуре. Леони ахнула, узнав восемь фигур с карт Таро, словно каждая перешла на стену со своей карты. Под каждой была надпись: Дурак, Маг, Жрица, Любовники, Сила, Справедливость, Дьявол, Башня. Черные старинные чернила на желтых карточках.
Написано той же рукой, что книга…
Леони кивнула. Какие еще нужны доказательства, что повествование дяди основано на истинных событиях? Она подошла ближе. Вопрос — почему только эти восемь из семидесяти восьми карт описаны в книге дяди? С дрожью волнения в груди она принялась переписывать названия, но на клочке бумаги, завалявшемся у нее в кармане, не хватило места. Она обвела глазами часовню в надежде найти что-нибудь пригодное для записей.
Под каменной ножкой алтаря она заметила торчащий уголок листа. Леони потянула. Это оказался листок с нотами для фортепиано на тяжелом желтом пергаменте. Высокий и низкий регистр, обычный размер, без диезов и бемолей. Воспоминание о подзаголовке на первой странице дядиной рукописи подтверждалось и этим свидетельством: он записал мелодию.
Она разгладила ноты и попыталась пропеть с листа первые такты, но не могла ухватить мелодию, хотя и совсем простую. Нот было не так уж много, и с первого взгляда ей припомнились упражнения для четырех пальцев, которыми ее мучили на уроках музыки.
Потом ее губы медленно раздвинулись в улыбке. Теперь она узнала порядок C-A-D-E. Те же ноты повторялись снова и снова. Красиво. Как писано в книге — музыка призывает духов. И новая мысль ворвалась прямо по пятам предыдущей.
«Если в часовне остались ноты, куда девались карты?»