Святочный сон
Шрифт:
Из рассказа Бурцева следовало: как скоро сделалось известно местонахождение Биби, государь обязал господина Бурцева доставить ее ко двору не позднее двух недель. Срок вот-вот истечет. Выходило, что ехать надобно немедля.
– Однако вам не худо было бы выспаться, - разумно рассудил Владимир Александрович.
Гость и впрямь клевал носом, его вконец разморило от еды.
– Поступим так, - рассуждал далее Мартынов.
– Теперь вы ляжете спать, а завтра на свежую голову и отправитесь. Даме нужно собраться и попрощаться с подругой.
Сашенька и Биби благодарно взглянули на него. Бурцев не возражал и отдал себя во власть приставленному к нему камердинеру.
И уже после вечернего чая, ознаменовавшегося траурным молчанием (Бурцев, натурально, спал), и после того, как были уложены дети, Соня достала из бювара письма Горского и перечитала их. Да, надобно отдать ему должное, князь умеет обольщать. Все его письма дышали страстью, исступлением любви, глубоким чувством. Возможно ли подделать их? Возможно ли, не чувствуя, найти нужные слова, воссоздать подлинный огонь в груди? Или он бес?
– Господи, дай мне силы пережить этот обман!
– прошептала Соня, скорбно крестясь на образа.
– Помоги мне не разувериться, дай мне силы на любовь...
Она уже лежала в постели и предавалась печальным размышлениям, когда странный шум привлек ее внимание.
Дом спал. Звенящая тишина прерывалась лишь вздохами метели за окном и треском рассыхающейся мебели. Натопленные печи отдавали тепло и грели изразцы. Сквозь незанавешенное окно в комнату Сони проникал тусклый белесый свет от снега да в углу теплилась лампада. И вновь послышался настороживший ее шум. Казалось, кто-то крадется в потемках, поднимается по лестнице. Вот заскрипели половицы в коридоре. Соня невольно затрепетала от страха. С возрастающим ужасом она смотрела, как отворяются двери и кто-то вошедший закрывает ее на задвижку. У Сони, казалось, отнялся язык. Отчего-то представился Бурцев, который явился ее душить.
– Софья Васильевна!
– тихо позвал ее неизвестный, и сердце женщины на миг остановилось: она узнала голос князя Горского.
– Соня, не пугайтесь, это я.
Бедная девица силилась вымолвить что-нибудь. Тем временем князь приблизился к ней и опустился на колени возле кровати. Его лицо оказалось как раз напротив лица онемевшей Сони.
– Соня, мне непременно нужно с вами объясниться. Простите за столь причудливый способ проникнуть к вам, но, воля ваша, иначе было невозможно. Вы бежите от меня, как от прокаженного. Или Мартынов вам запретил всякое сношение с моей персоной, и вы боитесь нарушить запрет?
Софья Васильевна почувствовала, как ее лица касается его дерзкая рука. Тут она опомнилась и стала шарить по туалетному столику в поисках колокольчика. Горский перехватил ее руку и убрал колокольчик в карман шубы.
– Полно, пока вы не выслушаете меня, я не уйду. Не следует шуметь, я и без того теряю голову.
Однако Соня была настроена решительно.
– Если вы не уйдете тотчас, я закричу.
– Извольте, - беспечно ответил наглый гость.
– Мсье Горский, у нас в доме некто Бурцев, муж Варвары Михайловны. Вам это имя, верно, известно?
– Соня дрожала от страха и волнения, но храбрилась из последних сил.
– Что надобно этому бурбону здесь?
– поинтересовался Горский.
– За женой примчался?
– Да, но этот бурбон, как вы изволили выразиться, немало порассказал о ваших мерзких похождениях в Петербурге. И после всего вы будете меня уверять, что влюблены, теряете голову, не можете без меня жить?
Соня воинственно восседала на подушках и пылала негодованием. Горский поднялся с колен, зажег ночник и устроился в кресла напротив.
– Во-первых, говорите тише: вы рискуете своей репутацией. Во-вторых, я не буду оправдываться, все так. Но это Петербург, Соня. Там так живут. Мне и в голову не приходило, что это дурно, покуда я не попал к вам. Я не знал любви, поверьте. Дамы вешались мне на шею, прыгали в постель, что прикажете делать?
– Бедняжка!
– съязвила Соня, хотя сердце ее обливалось кровью.
– Я не верю ни единому вашему слову! И письмам вашим также! Вот они, кстати, возьмите!
Софья Васильевна швырнула письма Горскому, тот молча убрал их вслед за колокольчиком в карман.
– Верьте мне, Соня, - после некоторого молчания произнес князь.
– Вы должны поверить!
В голосе его звучали страдальческие ноты, но Соня не вняла им.
– Вы искусно обольщаете, вы умеете носить привлекательную маску, но меня вы не обманете. Уходите и не ищите более встреч, или я обращусь к Владимиру!
– Владимир, опять Владимир!
– вспыхнул Горский.
– Я вызову его, и мы сочтемся, наконец!
– Нет, только не это!
– жалобно вскрикнула Соня.
– Сашенька не перенесет! Обещайте мне, что не будете искать с ним ссоры! Вы спасли его детей, неужто захотите их осиротить?
Горский перебрался к ней ближе.
– Успокойтесь, Соня. Ну, полно, ей-Богу.
– Он бережно обнял трепещущую женщину и приласкал ее волосы, прежде освободив от чепца - Я не стану вызывать Владимира. Все, связанное с вашим домом, для меня свято.
Соня насилу оправилась от испуга. Опомнившись, она обнаружила себя в объятьях Горского. Ночь ли с ее томными шептаниями или пережитый страх тому виной, но Софья Васильевна не нашла уже в себе сил на сопротивление ласкам князя, которые делались все жарче и требовательнее. Мнимая безучастность ее была единственной обороной, но и она пала, когда Горский трепетно и горячо припал к ее устам. Это был упоительнейший согласный поцелуй, от которого в теле Сони вновь поднялась лихорадочная дрожь, но это уже была дрожь желания. Шуба Горского сползла на пол, он повлек к себе Соню, туда, на эту шубу. Ночной чепец остался на подушке, тонкая ткань сорочки цеплялась за одежду князя, но молодая женщина ничего не понимала. Она желала лишь одного: чтобы эти нежнейшие уста не отпускали ее губы, а ласковые руки не ослабляли объятий. "Как сладко!" - не думала, а чувствовала погибающая женщина. Тело ее ликовало, руки помимо воли страстно обнимали мужчину и привлекали к себе все теснее, жарче...
– Соня, - задыхаясь, шептал Горский, - моя чистая, нежная Соня...
Одежда, так мешавшая им, незаметно очутилась на полу, и Соня в который раз восхитилась красотой и силой могучего тела отставного кавалергарда. Теперь же он весь был в ее власти, в ее руках! И эта смуглая шея, и эти широкие плечи, и гладкая кожа со следами ожогов, и твердая грудь... Соне нестерпимо хотелось приникнуть к этому телу и раствориться в нем навсегда...
Как скоро безумие оставило их, Горский долго молчал. Соня уже вернулась к себе на постель, стыдливо облачившись в сорочку, а он все возлежал на полу, закинув руки за голову. Дыхание его улеглось, тишина воцарилась тревожная. Соня не смела глянуть в сторону любимого мужчины. Словно и не было между ними только что согласия и общего огня. Молчание затянулось. Девица уже была близка к истерике, когда Горский наконец разомкнул уста и произнес одно лишь вопросительное слово: