Святокаменск
Шрифт:
– Вызовите ему неотложку, – буркнул Дэн.
В Углы Дэн возвращался другой дорогой, через подземный переход, пролегавший под железнодорожной станцией. Несмотря на поздний час в переходе играл музыкант – длинноволосый мальчишка в потрёпанном берете а-ля Че Гевара.
Дэн остановился рядом, какое-то время внимательно слушал. Мальчик пел под гитару «Кончится лето» Виктора Цоя.
Во внутреннем кармане куртки беспокойно шевелилась гармошка – словно клинок, который впустую извлекли из ножен, а потом убрали обратно, так и не напоив кровью.
Харпер извлёк из кармана
За полчаса мимо Дэна и гитариста прошло всего три человека, никто не швырнул ни одной монетки. Глухие! Когда свежеиспечённый дуэт завершил длинным проигрышем Чиграковскую «Песню о любви», Дэн зашагал дальше, продолжая держать гармошку в руке.
Выйдя из перехода, он устало спросил:
– Ну что ещё я могу для тебя сделать?
Гармошка не ответила. Когда он говорил, она молчала. И наоборот.
Дома его ждали консервы, чёрствый хлеб, радиоприёмник и продавленный диван. Дерьмовое завершение дерьмового дня. Завтра на работу. Дэн работал сутки через двое, завтра рабочая смена. Взять выходной вряд ли получится, договариваться со сменщиками надо было заранее. Да Дэну и не хотелось брать выходной, даже несмотря на все предупреждения. Завтра что-то будет. Что-то будет. И это надо увидеть. Даже если придётся умереть.
Дэн ощупью отыскал губную гармошку и негромко, чтобы не разбудить соседей, заиграл «Марсельезу».
Звонок в дверь.
– Здравствуйте, Тамара Сергеевна.
– Привет, Вика. Заходи.
У себя в комнате Рудик захлопнул книгу, отложил на тумбочку. Вздохнув, вытянулся на диване, заложил руки за голову. Спокойный вечер окончен.
– Ты поиграть?
– Да. Я не помешаю, Тамара Сергеевна?
– Нет, я ж как раз ухожу на весь вечер.
– В «Серебряный якорь»?
– Да… Чай будешь пить?
– Нет, спасибо.
А голос-то, голос у Вики! Прямо сама скромность и невинность.
Мама, уже облачённая в вечернее платье, заглянула в комнату:
– Рудик, к тебе ж подруга пришла!
– И что дальше?
– А здороваться ж кто будет?
– Зайдёт – поздороваюсь.
– Не стыдно, Рудик?
Рудольф уже закончил первый курс Универа, а мама до сих пор зовёт его Рудиком и стыдит, как первоклассника.
– Мама, уйди… – просит он со страдальческим лицом.
Она скоро уйдёт. Мама каждую субботу уходит на весь вечер в «Серебряный якорь», а каждую пятницу – в «Часовую башню». По пятницам она надевает топик и джинсы в обтяжку, а в субботу – вечернее платье. В «Часовой башне» у неё целая куча поклонников: Саша, Володя, Марат. И в «Серебряном якоре» – Всеволод Ильич, Михаил Петрович… Мама мечтает выйти замуж во второй раз, но для неё это не основная цель вечерних походов в огромный молодёжный клуб и в маленький уютный ресторанчик.
«Рудик! – говорила она. – Ты ж не представляешь, какое это счастье: отдыхать в обществе культурных, трезвых людей!» Как человек, которого долго морили голодом, а потом посадили за шведский стол: ела и не могла наесться. Она, всю жизнь мечтавшая вырваться из своего маленького городка, работала теперь переводчицей при каком-то японце, и только «ж», втыкаемое к месту и не к месту, выдавало в ней человека из провинции, почти что колхозницу. Свои сельские гены мама глушила, как могла. В терапевтических целях читала классику и модернизм, слушала джаз. «В «Якоре» такие ж музыканты играют! Пианист – просто чародей!» Рудик верил на слово и никогда не ходил вместе с мамой, хотя она и звала. Рудик не любил места, где много людей.
Из соседней комнаты доносится стрельба. Там стоит огромный телевизор с 32-битной японской игровой приставкой. Вика любит пострелять в монстров из светового пистолета, встав в красивую позу с отставленной в сторону ножкой. Она вообще любит пострелять, даже ходит в кружок стендовой стрельбы при стадионе «Луч». Любит шизанутые японские мультики и выглядит, как персонаж одного из них. Два хвоста, спускающихся ниже лопаток, фиолетовый топик, короткие ярко-сиреневые шорты с бахромой, длинные ножищи, ботинки на огромных платформах.
Мама захлопывает дверь. Сейчас начнётся.
Вика словно бы не слышит – стреляет, как ни в чём не бывало. Демонстрирует презрение, а может, решила немного подождать, не вернётся ли мама.
Мама не вернулась.
Подождав ещё минуты две, Вика выключает телевизор.
«Шлёп-шлёп-шлёп» – негромко звучат её босые шаги. Приближаются к двери.
Вика заглядывает в комнату:
– Как поживает мой маленький симулятор мужчины?
– Отлично.
– Встань, когда дама входит, – командует она.
Лучше подчиниться. За непослушание Вика наказывает.
– Ладно тебе, – смеётся она. – Садись.
Кажется, у неё хорошее настроение.
– Чем занимаешься завтра?
– Залипаю.
Когда Рудик говорит «залипаю», это означает: целый день сижу дома, читаю, смотрю видак, режусь в видеоигры, пью чай… И очень хочу, чтобы кто-то предложил другой вариант. Вика это прекрасно знает.
– Завтра в 18.00 приходи к Универу.
– Зачем?
– Общий сбор «Авангарда».
– А я причём? Я ж не в «Авангарде»…
– Считай, что в «Авангарде».
– Что будет-то?
– Пока что не могу сказать… Секрет.
Рудик, не выдержав, усмехается:
– Иди туда, не знаю куда?
– Рудик, не вредничай, а то в ухо получишь. Ты нам нужен. Нужны мальчишки с руками и с головой. Но их мало, так что и ты сойдёшь.
– С руками и с головой? Что, глобальная акция намечается? Металлолом собирать?
– Рудик, скажи: ты придёшь или нет?
Можно подумать, есть выбор.
– Приду.
– Ай ты, умница моя! – Вика громко целует его в ухо. Потом вытягивается на диван, уложив ноги Рудику на колени. – Смотри, какие красивые ножки.