Святополк Окаянный
Шрифт:
Оттолкнулись, поплыли на ту сторону Припяти. Была уж ночь. Лада склонилась к самому лицу князя, он что-то пытался сказать.
— Что, милый?
— Почему ты тогда не пришла, когда я Волчка присылал?
— Я не могла простить тебе обмана.
— Какого, милая?
— Что ты назвался чужим именем, Василий.
— Как чужим? Что ты говоришь? Василий — имя, данное мне при крещении.
— Как?!
— Да, да, милая. Это мое крещеное имя. А Святополком я опасался напугать тебя. Оттолкнуть.
— А я-то… я-то, дура, думала… — выдохнула Лада и затихла.
Молчали
До Волчка доносились обрывки разговора, и он удивлялся, что Лада ни разу не назвала раненого ни князем, ни Святополком. Только «милым». И, вспоминая свою первую встречу с Ладой тогда, в юности, клял себя: «Это все из-за меня, только из-за меня не сошлись они. Я виноват. Может быть, и жизнь его поворотилась другим боком с ней, более удачным и счастливым».
Не заметил, как лодийка ткнулась в берег.
— Теперь куда, Лада?
— Вверх. Бери шест, толкайся.
Волчок положил весло, взял шест. Поднялся в полный рост, чтоб удобней было упираться.
— Что-то их не видно.
— Это из-за темноты, — отвечала Лада. — Они где-то рядом. Ничего, Кочет знает дорогу. Толкайся вверх до первой заводи, свернешь в нее, там уж недалеко.
Однако, дойдя до заводи и свернув в нее, они стали ждать отставшую лодийку. Та вскоре появилась, на корме ее с шестом стоял Кочет. Далее пошли вместе. Но вот с берега раздался лай собаки.
— Чалься, — сказала Лада Волчку. И тут же окликнула: — Вьюн, свои!
Пес, признав своих, радостно заскулил, заметался по берегу. Вскоре показался и человек, удивленно спросил:
— Мам, ты?
— Я, Светозар, помоги лодию вытащить.
В восемь рук мужчины вытащили обе лодии на берег.
— Кто это? — спросил Светозар, увидев в лодии человека.
— Это раненый, сынок, — отвечала Лада и, помедлив, добавила: — Князь. Берись за ручку, понесем его.
— Куда?
— Как куда? В избушку.
Тут появился Ждан, спросил, удивленно взметнув вверх брови:
— Лада? Ты что ж это? Кто позволил…
— Помолчи, тятя. Иди лучше вздуй огонь в избушке. У нас раненый.
— Это князь Святополк, — шепнул Волчок Ждану. — Умирает… Не перечь Ладе, дед…
— Счас, счас, — засуетился старик.
С трудом протиснулись с носилками в узенькую дверь избушки, поставили их на лавку. На загнетке Ждан вздувал уголек, вынутый из печи, приложил к нему бересту. Она вспыхнула, разом осветив крохотную избушку. От бересты Ждан зажег лучину, вставил ее в светец.
— Ну, я пойду? — сказал полувопросительно.
— Да, тятя. Иди. Все идите. Пусть Светозар принесет воды раненому. Слышь?
Они остались одни, все ушли. Лада склонилась к Святополку:
— Что, милый?
— Я хочу его разглядеть, — прошептал тот. — Хочу разглядеть.
— Сейчас, сейчас, милый.
Светозар, пригибаясь, вошел в избушку с кружкой воды, протянул Ладе:
— Вот, мама, вода.
— Попои сам.
— Как?
— Ну, как. Поддержи голову, приподыми.
Светозар приподнял осторожно, левой рукой поднес кружку к губам.
— Пейте, — молвил тихо.
Святополк пил, не спуская пронзительного взгляда с лица сына. Пил нарочито медленно, чтоб тот дольше задержался около. В нем он узнавал собственную юность.
Лада прикрывала ладонью рот, боясь разрыдаться. И когда Светозар опустил голову князя и хотел выйти, она поймала его за руку.
— Что, мама? — удивился Светозар.
— Сядь тут, сынок. Сядь. Будешь лучины менять.
Он сел на припечек, поставив кружку на печь. Лада сидела на лавке в ногах умирающего, стараясь не пропустить ни малейшего его знака. Он зашевелил губами. Она тут же вскочила, склонилась к лицу его, стараясь понять, что он шепчет. Спросила одними губами:
— Что?
— Как хорошо мне, милая, — прошептал Святополк. — Как хорошо с вами. Прощайте. Не забудь, о чем я просил.
— Не забуду, не забуду.
Лада склонилась, поцеловала его, почувствовав на губах соленый привкус слез. Не поняла: его ли, ее ли?
Святополк умер после полуночи, когда Светозар сменил в светце более десятка лучин. Лицо князя вдруг разгладилось, посерьезнело, стало отчужденным. Лада плакала тихо, лишь слезы, катившиеся по щекам, выдавали ее.
Погребальное кострище на поляне сложили едва ли не больше избушки, прятавшейся в кустах. Нанесли из лесу сушняка, нарубили, пошло и все щепье, натесанное Жданом при изготовлении лодий. Тело умершего было положено в старую лодийку, давно пересохшую и потрескавшуюся. На немой вопрос Волчка: «Зачем?» — Лада ответила:
— Он так хотел. По старинному нашему обряду, чтоб душа сразу вознеслась на небо. Это его воля, Волчок.
На кострище же была сложена вся поленница березовых дров, заготовленная Жданом и Светозаром еще ранней весной. Две или три сосны, сваленные ветром, были разделаны и поколоты — и тоже пошли на кострище.
Когда все было готово, Лада сказала сыну:
— Светозар, неси огонь. Поджигай. Сам поджигай.
Он принес из избушки обуглившееся дымящее полено, сыпавшее искрами, обошел с ним кострище, поджигая сразу в нескольких местах. Сухое дерево тут же вспыхивало, огонь мчался к навершию, пронзая нутро кострища и сливаясь в одно гудящее пламя.
Светозар кинул полено в костер, встал возле матери, обхватил ее за плечи, вздрагивавшие от сдерживаемых рыданий, и какая-то смутная догадка рождалась в его голове. Но он знал, что никогда не посмеет спросить у матери об этом. Никогда. Он понимал, спросив, причинит ей боль. Лучше не надо.
Комментарии
МОСИЯШ СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ родился в 1927 году в Новосибирске. С 1944 по 1952 год служил в армии. Затем работал на заводе, учился в вечерней школе. Поступил в заочный пединститут. После окончания института работал в издательстве.