Святослав Хоробре: Иду на Вы!
Шрифт:
На Хазарский каганат.
Но робичичи не унимаются. В последнее время все громче, все наглее звучат голоса, что-де Хазария была славянам другом, чуть ли не заботливой матерью. И от кочевников славян хазары защищали. И с передовой культурой знакомили. И экономику развили. И даже Киев они основали. В общем, несли светоч просвещения дремучим славянам и полудиким русам. И все было бы замечательно, если бы не злой, неблагодарный князь Святослав…
Менее бесстыжие — у меня нет охоты марать бумагу именами и тех, и других — смущенно признают, что хазары славянам были как бы и не совсем добрыми друзьями… мол, всякое бывало. А Святослав, стесняются робичичи, все равно зря их бил. Гораздо лучше, как умненькие-благоразумненькие византийцы, использовать одних врагов против других, вот… гораздо-гораздо лучше…
О эти змиемудрые умники… в VI веке их пращуры насоветовали бриттскому королю Вортигерну использовать против дикарей-пиктов дикарей-саксов. Саксы приехали, огляделись, и, вместо войны с пиктами, вырезали бриттских князей и захватили Британию. Другие их предки нашептали Конраду Мазовецкому натравить на пруссов крестоносцев из Тевтонского ордена. Те охотно откликнулись — и превратились на несколько веков в проклятие всех окрестных народов, прежде всего — подданных Конрада.
И почти везде их застенчивый шепоток становился предвестником грохота рушащейся державы. Почти — потому что находились правители, без затей отправлявшие шептунишек на конюшню и сами разбиравшиеся со своими врагами.
Впрочем, читатель, если шепоток робичичей нашел дорожку к твоему сердцу, если ты тоже считаешь, что первейший долг воина и правителя — защищать шкуры… виноват, жизни и имущество подданных, а не всякую "вредную чушь" вроде истинной Веры, славы предков и воинской чести, утешу тебя. Политика Святослава, бывшая продолжением политики его предков, имела вполне "рациональную" сторону. Когда-то спартанцы не строили стен вокруг городов, говоря, что их города защищены отвагой жителей. И хотя русские города окружали стены, в Ладоге даже каменные, сам дух этого обычая близок русам. Русы-язычники не укрепляли свои границы "великими стенами" или цепями городков. Безопасность земли зависела от грозной славы князя и его победоносной дружины. Проще говоря, русы верили, что нападение — лучшая оборона. Этот дух блестяще выражен в древней былине "Богатырское слово". Мы увидим в ней подлинное отношение русов к Византии и ее костянтинам боголюбовичам, прикармливавшим и науськивавшим на Русь и Киев хищных тугаринов змеевичей и идолов скоропеевичей. На просьбу князя сидеть в Киеве и беречь город, богатыри отвечают:
"Не извадились (не привыкли) мы сторожем стеречи, только мы извадились в чистом поле ездити, побивати полки татарские".
Воплощением этой же мысли были походы Вещего Олега и отца Святослава. Под стенами Царьграда они не только бились с врагами своих Богов и своего племени, но и защищали Русь — не всякий решится напасть на народ, не боящийся Нового Рима и берущий с него дань. Той же цели, помимо прочих, будут служить и походы нашего героя. Чем опаснее враг, тем славнее победа. А чем славнее победа, тем крепче безопасность родной земли победителя.
Могут заметить, что такая стратегия рискованна. Может быть. Однако, как говорил Наполеон, "сидя в крепостях, войн не выигрывают". Никого еще не спасли Великие китайские стены и линии Мажино. Что до тактики робичичей — мы уже видели примеры ее результатов. Так же действовала Хазария. Так же действовала Византия. Что характерно, ни той, ни другой давно нет. А Русь еще жива. И может быть, в этом есть немалая доля заслуги нашего героя и преемников его воинского искусства — Владимира Мономаха, Дмитрия Донского, Ермака Тимофеевича, Александра Суворова и многих иных, тех, что не прятались за стенами, не норовили поссорить врагов, а "в чистом поле ездили, побивали полки татарские".
А нам с вами все же будет полезно попристальнее взглянуть на ту державу, с войны против которой начал самостоятельное княжение наш герой. Чтобы понять, почему воевать с ней не просто стоило… впрочем, об этом позже.
Когда-то славяне и хазары и впрямь не были заклятыми врагами. Они, собственно, и врагами-то не были, не из-за чего было враждовать. Полукочевое племя предгорий Северного Кавказа помышляло о далеком Поднепровье не более чем их соседи — аланы-ясы, касоги, савиры. Об озере Ильмень, реке Волхов, о городе Ладога в те далекие поры хазары и не слыхивали, наверное. Разве что от приходивших по Волге-Итили купцов с далекого Севера. Но купцы приходили отовсюду, и Ладога была такой же полусказкой, как Рим, Багдад или страна за каменной стеной по ту сторону Великой Степи. Гораздо больше внимание хазар привлекали частые войны с соседями, да богатства Крыма и Закавказья. Туда хазарские джигиты отправлялись в лихие молодецкие налеты
Сами хазары были обычной "варварской" державой. Правил ими священный, но при этом выборный царь-жрец каган. Войска же на врага водил военный вождь, каган-бек. Были среди знатных хазар христиане, иные приняли религию своих заклятых врагов — мусульман-арабов, но большинство хазар, и знати, и простонародья, сохраняло верность древней вере предков, язычеству-шаманизму.
В VIII веке все резко переменилось. Вместо большого и сильного, но, в общем-то, рядового союза полукочевых племен — империя от Арала до Днепра, от Камы до Кавказа, сжавшая все торговые артерии Евразии. Вместо языческой терпимости — "воинствующий иудаизм". Вместо удалых набегов за добычей и славой — планомерное выжимание соседей, данников, иноземных купцов, вообще любого чужака.
А началось все в далеком Хорезме, еще не мусульманском. На исходе VII века его сотрясала гражданская война. К власти рвался Хурзад — родич хорезмшаха по отцу и внук старейшины общины рахдонитов — по матери. За ним стояли все рахдониты Хорезма и секта еретика Маздака. Маздакиты говорили о равенстве всех перед богом и выводили из него необходимость равенства на земле. А чтобы не было неравенства, следовало отнять все у тех, кто что-нибудь имел, и поделить между теми, у кого ничего не было. И зловещим призраком — не привидением мертвого прошлого, а тенью страшного будущего — реяло над ордами черни, дряни и сволочи, сбегавшейся отовсюду к Хурзаду, знамя Маздака. Багрово-красное, со Щитом Соломона — пятиконечной звездой.
На словах идеи маздакитов звучали, может быть, и неплохо, но в отсталом средневековом неграмотном Хорезме было слишком мало книжников, способных предпочесть красоту теории тому, что видели глаза и слышали уши. И не было еще газет, телеграфа, радио, способных обогнать беженцев, рассыпавшихся во все стороны из захваченных Хурзадом городов и сел. И чернели лицом хорезмийцы, слушая рассказы уцелевших об арыках, красных от крови тех, кто не желал отдавать бандитам Хурзада нажитое потом и кровью. И о том, как кричали, стонали, хрипели, прежде чем замолчать навсегда, пущенные по кругу их дочери и жены. Ибо женщины — тоже имущество. А имущество должно быть общим. Так завещал учитель Маздак. Так повелел вождь Хурзад.