Святой едет на Запад
Шрифт:
"Когда бы Вы ни вернулись сегодня домой, приезжайте ко мне, мне необходимо Вас увидеть. Никому не говорите, что я послал за Вами. Это очень важно. Дверь будет открыта. Не звоните! Байрон Афферлитц. (Клеймор-драйв, дом 603)".
Святой тяжело вздохнул и положил записку в карман. Через несколько минут он уже вновь ехал по бульвару Сансет.
Клеймор-драйв находилась всего в нескольких кварталах от дома Эйприл Квест, и, проезжая мимо, Саймон невольно улыбнулся, вспомнив, как легко ей удалось отвлечь его от обычной беспокойной привычки расследовать все обстоятельства. Она, без сомнения, была права: столь большая часть его жизни прошла в обстановке различных заговоров и темных дел, что он уже давно перестал интересоваться раскрытием прошлых тайн, но с нетерпением ожидал появления новых загадок,
А так ли это?.. Уже очень давно не случалось такого, чтобы предчувствия его обманывали. Что сказал тогда Афферлитц? "Очень многим не понравится, если мне удастся успешно воплотить свою идею. И некоторые из этих людей способны будут на многое пойти, чтобы помешать мне... Полагаю, что вы сможете о себе позаботиться..." В тот момент он был почти уверен, что слова Афферлитца объясняются той манией величия, которой страдают все продюсеры в Голливуде; но сейчас мысль о том, что, может быть, в словах Афферлитца был и другой смысл, вызвала у Святого странное ощущение того, что внутри него все замерло, словно кровь внезапно перестала течь в его жилах.
Он постарался отделаться от этого чувства, когда тормозил у дома Афферлитца; но движения его все же замедлились, и правая нога не так быстро и уверенно, как обычно, перенеслась с педали газа на тормоз. На малой скорости он обогнул угол следующего здания и здесь заметил невдалеке несколько машин, припаркованных у дома, окна которого ярко светились. Саймон поставил и свою машину среди них и пошел обратно к дому 603 по Клеймор-драйв. В душе он посмеялся над этим своим поступком, но это была одна из характерных для Святого предосторожностей, придерживаться которых ничего не стоило, даже если впоследствии они и оказывались лишними. К числу подобных предосторожностей можно было отнести и то, что, открывая входную дверь, он обернул руку носовым платком.
В холле было темно, но полоска света пробивалась из открытой двери слева от Саймона.
– Есть здесь кто-нибудь? – тихо спросил он.
Ответа не последовало, и он направился в сторону двери, откуда шел свет. Когда он подошел к двери, то понял, почему никто ему не ответил. Комната была кабинетом Афферлитца, и сам он также находился здесь, но было совершенно очевидно, что с мистером Афферлитцем больше уже никто и никогда не сможет сотрудничать.
Глава 4
Мистер Афферлитц сидел за своим письменным столом красного дерева, размером со стол для пинг-понга. Голова его покоилась на промокательной бумаге, которая оказалась не в состоянии впитать всю вытекшую из него кровь.
Саймон обошел вокруг стола и увидел, что волосы на затылке Афферлитца слегка обгорели в том месте, где пуля вошла в голову, и сделал вывод, что стрелявший должен был держать пистолет очень близко к голове жертвы, почти касаясь ее. Возможно, что выстрелом была снесена часть лица Афферлитца, так как кровью, смешанной с частицами мозга и белыми кусочками кости, был залит весь стол.
Крупные лужи крови еще не высохли и блестели, а тот конец сигары, который Афферлитц держал во рту, когда курил, был все еще влажным. Поэтому Святой решил, что выстрел не мог быть произведен более часа назад. Самое большее час назад.
Он взглянул на свои часы. Они показывали ровно два.
В доме было очень тихо. Если здесь и были слуги, то, значит, их комнаты размещались так далеко от кабинета хозяина, что они ничего не слышали.
Саймон постоял несколько минут без движения, осматривая комнату. Создавалось впечатление, что комната была обставлена в соответствии с представлениями декоратора студии о том, как должен выглядеть кабинет преуспевающего человека. Вдоль одной из стен размещались книжные полки, но они были заполнены в основном книгами в тяжелых темных переплетах с золочеными надписями, которые, как правило, покупались оптом и в которые владелец никогда не заглядывал. Современные романы в ярких переплетах создавали приятное разнообразие цветовой гаммы. На стенах висело несколько написанных маслом картин в тяжелых рамах. Среди них довольно беспорядочно были
С первого взгляда Саймон понял, что здесь отсутствуют улики того типа, которые так обожают авторы заурядных детективных романов. Возможно, что на месте преступления остались отпечатки пальцев, но у Саймона не было с собой никаких приспособлений, чтобы снять эти отпечатки. Помимо промокательной бумаги, головы Афферлитца, его крови, мозгов и кусочков лицевых костей на столе находились письменный прибор, несколько карандашей, вечерний помер газеты, несколько сценариев из разрозненных страниц, счет зубного врача, список расценок на спиртные напитки и блокнот для заметок. К сожалению, никто не догадался сделать на последней странице блокнота запись, посильнее нажимая на карандаш, чтобы потом можно было прочитать отпечатавшиеся на следующей страничке буквы. На столике возле камина лежали несколько старых номеров еженедельников, но среди них не было пи одного номера "Голливуд рипортер", впрочем, это и не имело особого значения, так как большинству подписчиков, связанных с кинопромышленностью, этот еженедельник доставлялся по служебному адресу. Единственным свидетельством чего-либо необычного могли служить пепельницы. Всего их было три, и, судя по следам пепла на них, всеми тремя уже успели попользоваться; но содержимое пепельниц было предусмотрительно выброшено, причем не в камин и не в корзину для мусора.
Саймон рассуждал автоматически, словно вычислительная машина: "Пепельницы очистил не слуга, потому что он еще вытер бы их. Байрон тоже не мог этого сделать, потому что он не стал бы выносить пепел из комнаты. Остается одно – это сделал убийца и унес содержимое пепельниц с собой, чтобы окурки его сигарет не смогли послужить уликами против него. Думаю, он не верит в методы Шерлока Холмса, который, говорят, был способен узнать многое при помощи микроскопа и остатков пепла в этих пепельницах. Возможно, что он и прав..."
Но напрашивался и другой вывод. Если убийце пришлось принимать такие меры предосторожности, значит, он курил в этой комнате, а следовательно, находился здесь в течение какого-то времени и, скорее всего, был знаком с Афферлитцем, разговаривал с ним прежде, чем приставил пистолет к его затылку и выстрелил.
А это могло означать и еще кое-что. Саймон встал позади Афферлитца и попытался проследить траекторию, по которой должна была двигаться пуля. Взгляд его быстро нашел свежую царапину на панели стены напротив. Он подошел поближе и убедился, что такая царапина могла быть оставлена только выпущенной из пистолета пулей. Но либо силы удара пули не хватило для того, чтобы она застряла в деревянной обшивке стены, либо пулю кто-то аккуратно извлек из образовавшейся дыры: ни в отверстии в стене, ни на полу у стены пули не было. Невозможно было определить даже калибр пистолета, которым пользовался убийца. Складывалось впечатление, что преступник действовал вполне компетентно.
Он не оставил после себя ни грязных следов от ботинок, ни пуговиц, ни клочков ткани, ни волос, ни шляпы, ни обрывков бумаги, ни зажигалки, ни носового платка, ни ключей, ни коробка спичек, ни запонок, ни очков, ни перчаток, пи расчески, ни бумажника, ни кольца, ни памятных значков какой-либо организации, ни часов, ни маникюрных принадлежностей, ни вставных зубов, ни булавки для галстука, ни пиджака, пи использованных билетов, ни шпилек, ни подвязок, ни парика – словом, ни одного из тех сувениров, которые преступники в романах обычно разбрасывают вокруг с такой самоотверженной щедростью. Этот убийца просто зашел сюда, выкурил несколько сигарет, выстрелил, вычистил пепельницы и ушел, не оставив после себя даже тех следов, которые можно было бы найти после ухода любого обычного гостя.