Святой Грааль
Шрифт:
— Запалишься, — обронил Олег.
— Что? — не понял Томас.
— Надсадишься. Надолго не хватит.
— Долго не пробуду! Если не удастся вырваться, то, клянусь небом и святым причастием, разобью себе голову!
Он дышал со свистом в груди, наглотавшись каменной пыли. Тугой ошейник сдавливал горло, до крови растер пузыри, оставшиеся от ожога. Глаза блестели, как у загнанного в угол лесного зверька. Его пальцы дрожали, Олег с внезапной ясностью увидел, что красивый рыцарь не жилец на этом свете. Точнее, на этом клочке белого света, где стоит замок барона Оцета.
— Как ты собираешься
— Не знаю, — ответил Томас отчаянно. Но здесь не доживу до воскресного дня, знаю. Довериться некому! Рабы, либо погасшие... Опять же, рабы! Тебя знаю. Ты излечил меня, я когда-то спас тебя от псов!
Калика долго раздумывал, его руки равномерно и мощно поднимались, обрушивали острый конец тяжелого лома в щель между глыбами. Томас почти видел как неторопливо поворачиваются такие же глыбы в черепе калики, как в непроницаемых зеленых глазах проявляются тусклые искорки.
— Впрочем... — произнес наконец калика кротко, — нельзя людей тащить силой даже к их благу... Ежели не могут забыть о своей плоти здесь, если страдают от того, что страдает плоть... надо их отпустить.
Томас нетерпеливо дернул плечом:
— Дьявол побери твои мудрые рассуждения!.. Кто отпустит?
— Мы, — ответил калика так же кротко.
Вечером Томаса пригнали в общий сарай, где жили невольники. Измученные люди, выпотрошенные тяжелой работой, не обращали на новичка внимания, а Томас пробился поближе к Олегу в угол, шепнул возбужденно:
— Ты скитался много. Возможно, видел даже больше чем я таких дыр. Считаешь, убежать можно?
Олег ответил негромко:
— Убежать можно всегда. Но по железным ошейникам отыщут... В лохмотьях, опять же! Остановят в ближайших селеньях, вернут. С бароном ссориться никто не захочет.
Томас кивнул:
— И я так думаю. К тому же я не могу уйти без... некоторого имущества. Жаль боевого коня, жаль доспехов и меча, но я бы все оставил проклятому барону! Однако в моем седельном мешке есть старая медная чаша...
Он замолчал, испытующе смотрел на Олега. Тот сказал негромко:
— Да, я видел. Когда ты лежал раненый, я искал, чем перевязать. Почему она так нужна?
— Это священная чаша, — прошептал Томас.
— А, — протянул Олег, — ритуальная... Знаю, у каждого волхва на поясе болталась чаша. Еще при Таргитае с неба упали золотые: плуг, меч и чаша...
Томас прошипел рассерженно:
— Не равняй священные христианские реликвии с погаными языческими!
— Ладно-ладно. Когда вырвемся отсюда, надо сперва в оружейную, ты напялишь свой железный горшок, возьмем коней, ускачем...
— Раньше я должен разбить голову барону!
— Спасение в скорости. Нас схватят.
— Но чаша наверняка в комнате барона! Он не такой дурак, чтобы хранить ее где-то в другом месте. Я лучше погибну, чем оставлю чашу!
Калика посматривал с непонятным выражением, вздохнул, тяжело заворочался в каменном углу:
— Человек безрассуден... Не в этом ли кроется простая Истина?
— Свя-той ка-ли-ка, — проговорил Томас с расстановкой. Он задыхался от ярости, жилы на шее вздулись, металлический ошейник сдавливал горло как железные пальцы барона. — Поможешь или нет?
Глаза калики были кроткие,
— Авось не соступлю и сейчас с тропки поисков Истины... В Большом Отшельничестве надо как все...
— Поможешь или нет? — простонал Томас.
— Маленько подсоблю, — ответил калика тихо. — Но больно-то не надейся.
Глава 3
Весь следующий день Томас простоял на солнцепеке привязанный к столбу посреди двора. С него сорвали одежду, челядь смеялась, бросала объедками. Жаркое сарацинское солнце доводило до исступления. Мухи и жуки облепляли кровоточащие раны, исхлестанную спину, лезли в глаза, ноздри, уши. Томас ругался, затем ревел как бык, наконец, охрип, голова упала на грудь, лишь стонал. Ноги подкашивались, зависал на путах. Веревки врезались туго, до синевы.
Олег надеялся, что Томаса бросят в сарай, но пришла ночь, а несчастного рыцаря не было. Усталые камнеломы жадно поели, — возле котла с едой дважды вспыхивали драки за единственный ломтик мяса, — затем все повалились, почти сразу раздался храп, посвистывание, тяжелые стоны.
Олег прислушался к звукам снаружи, подошел к воротам. По ту сторону дубовых створок, окованных толстыми железными полосами, должны всю ночь сидеть двое латников. Барон жесток, но в самом ли деле сидят оба?
Даже не взглянув на щель между створками, где просматривался железный брус засова, он ухватился левой рукой за самый край, другой рукой уперся в перекладину. Напрягшись, начал поднимать створку, обдирая костяшки пальцев о каменный косяк стены. Чуть скрипнули массивные петли, скрежетнул потревоженный засов.
Стиснув зубы, он изо всех сил поднимал массивную створку, глаза не отрывались от блестящего стержня. Тот все выползал и выползал из проржавленной петли, а деревянный край почти уперся в каменный свод.
Внезапно стержень выскользнул из петли, Олег едва не выронил половинку ворот. Чуть дыша, бережно опустил, прислушался. Во дворе тихо, как и здесь, среди сморенных тяжелым сном измученных людей. В широкую щель повеяло свежим ночным воздухом, кто-то беспокойно заворочался, простонал.
Олег тихонько протиснулся между каменной стеной и снятой с петель половинкой. Широкий двор выглядел пустым, от далекой конюшни слышалось конское фырканье, постукивание копытом о дощатую загородку. Лунный свет высвечивал коновязь, столб с крючьями посреди двора.
В окнах замка горел свет. На четвертом поверхе, последнем, на шторе мелькнул силуэт — мужской, круглоголовый. В соседнем окне на миг показалась женская головка, факел зловеще подсвечивал со спины ее золотые волосы красным, тут же длинные темные руки ухватили ее за белые плечи, дернули назад. Шелковые шторы сдвинулись.
Олег прокрался вдоль стены, держась в тени. На миг показалось, что когда-то крался вот так точно, в таких же лохмотьях, изможденный.
Он отогнал посторонние мысли, подобрал камень, подбросил в ладони, проверяя вес, шероховатости, грани. Впереди темнела каменная сторожка, на пороге дремал страж. Олег прошел мимо на цыпочках, медленно полез на стену, цепляясь за выступы неровных глыб.