Святой Камбер
Шрифт:
Когда и Камбер закрыл глаза, в затихшей комнате не было слышно ни звука, В каком-то смысле это было не меньшее волшебство, чем то, которое показал Кверон. Камбер мысленно слился с Йорамом, и они оба вновь вернулись ко всему сказанному, разрабатывая план действий. Сейчас можно было не опасаться присутствия чужого мозга. Ни Кверон, ни Джеффрэй, ни любой другой дерини в зале не имеют ни малейшего представления о том, что в действительности происходило между ними.
В следующие несколько минут Йорам заметно вздрагивал под прикосновением Камбера. На его лице отражалась несуществующая внутренняя борьба. На самом
Когда все было сделано и Йорам стал знать о стоявшем рядом человеке только то, что должен был знать, Камбер коснулся точки, контролировавшей сознание, и усилил давление. Тело Йорама обмякло. Камбер медленно открыл глаза, опустил руки и поднял голову, притянув спящего Йорама к себе.
– Он говорил правду, ваша милость, – пробормотал Камбер, заставив очнуться нескольких слушателей, которые попали во власть его магии. – Действительно вскоре после похорон он перевез тело, еще раньше получив наказ отца сделать это. – Если понять эти слова дословно, они были правдой. – Однако память о последнем месте захоронения отца стерта. – Это тоже была правда, потому что сам Камбер стер ее.
Прищурив глаза, Джеффрэй оглядел епископа и его секретаря.
– Ваше обследование не причинило ему вреда, святой отец?
– Необратимого – нет, ваша милость. Необходимо было преодолеть очень сильное сопротивление, но главное последствие – слабость. Я погрузил его в сон. Если ночью его не потревожат, утром он проснется уже бодрым.
Джеффрэй кивнул, явно удовлетворенный ответом.
– Ваши выводы относительно тела Камбера?
– Нет никакого способа вернуть его, ваша милость. Можно только с точностью утверждать, что предположение о его вознесении к небесам, выдвинутое Слугами святого Камбера, не может быть ни доказано, ни опровергнуто.
– Но видение Гьюэра… – вмешался Кверон. – Обследование Йорама не опровергло его.
– Верно, – ответил Камбер. – Об этом случае Йораму известно не больше любого другого. Разумеется, кое-что он знал, так как был свидетелем моего зимнего разговора с Гьюэром, и только.
Джеффрэй внимательно посмотрел на седовласого епископа, по-прежнему поддерживающего спящего Йорама, потом поерзал на троне и вздохнул.
– Хорошо, епископ Каллен. Спасибо за помощь. Можете проследить за тем, как устроят вашего секретаря. На сегодня я объявляю заседание закрытым, уже поздно. Завтра мы продолжим. Отец Кверон, надеюсь, к тому времени вы представите дополнительные свидетельства.
– Да, ваша милость. По разным причинам некоторые из наших главных свидетелей не могли присутствовать сегодня, однако завтра мы постараемся обеспечить их присутствие.
– Тогда заседание закрыто.
Собравшиеся расходились, а Камбер боролся с противным холодком внутри, ему было хорошо известно, кого Кверон имел в виду. Конечно, Йорама будут снова допрашивать, хотя теперь Камбер не сомневался в том, что ничего нового он не расскажет. Возможно, вызовут и его самого, однако потеря сознания может послужить ему весомой причиной незнания.
Риса и Дуалта тоже вызовут. С Дуалта уже ничего не поделаешь, а Риса можно было вызвать к себе сегодня ночью (вроде бы за тем, чтобы
Но главным свидетелем, если Кверон отважится вызвать его, станет Синил, и никто не может знать, как он отреагирует. Но по крайней мере одного свидетеля Кверон не сможет найти, думал Камбер, когда он и несколько михайлинцев подняли и понесли спящего Йорама. Даже такой умный дерини, как Кверон Кайневан, не в состоянии отыскать монаха-михайлинца по имени Джон.
Молва о событиях этого дня распространилась еще быстрее, чем Камбер опасался. К тому времени, когда он уложил Йорама в постель, проинструктировал Риса и переговорил с дюжиной доброжелательно настроенных коллег, желавших узнать его мнение о проблеме, уже закончилась вечерняя месса. Камбер понял, что сможет остаться в одиночестве, только спрятавшись ото всех. Если он хотел получить возможность восстановить душевное равновесие, приготовить себя к завтрашней пытке, на часок-другой он должен был скрыться куда-нибудь.
Однако действовал он недостаточно быстро, только собрался исчезнуть, как появился королевский паж. Послание его господина было написано высокопарным стилем, но заключало и твердость приказа.
Итак, старательно укрывшись под черным покровом плаща, надвинув капюшон так, чтобы факел в руках пажа случайно не высветил его лица, Камбер вышел вслед за мальчиком из архиепископского дворца. Они пересекли площадь перед собором, достигли огромных южных ворот главной башни королевского, замка и через маленькую калитку в воротах проникли внутрь. Вскоре Камбер преодолел винтовую лестницу, паж был уже у двери королевских покоев, но не успел постучать – дверь распахнулась.
Синил жестом попросил своего гостя войти и сесть у камина, а сам встал рядом, глядя на Камбера через плечо.
Король переоделся ко сну, но ложиться явно не собирался, мысли, далекие от сна, избороздили лицо.
– Итак, они хотят провозгласить его святым, – произнес он.
– Увы, это неизбежно, – ответил Камбер. Синил окинул его проницательным взглядом.
– Ну, епископ Каллен. В вас нет энтузиазма? Неужели вы не одобряете того, что делают ваши приятели-священники?
– Не слишком, Государь. Видите ли, мне не приходилось прежде жить рядом и общаться со святым. От мысли, что некто из иного мира может сейчас быть рядом с нами, оставаясь незримым, мне делается не по себе. По-видимому, вам подробно доложили обо всех неожиданностях сегодняшнего дня?
Синил кивнул и отошел к камину, согревая руки о его нагретые камни.
– Как только закончилось заседание, пришел Джебедия и все рассказал. Он говорил, что завтра отец Кверон намеревается вызвать дополнительных свидетелей. Разумеется, Джебедия неизвестно о том, что случилось в ту ночь в ваших апартаментах. Но как насчет Кверона? Или Джебедия?
– Нет, если только Дуалта не открылся ему, хотя я не верю в это. Джебедия обязательно сказал бы мне. Тем не менее я почти уверен, что Кверон все знает. Он старательно избегал называть вас, но несколько раз намекал на некоего высокопоставленного свидетеля, чьи слова будут неоспоримы. Кого еще он мог иметь в виду?