«Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории

де Унамуно Мигель

При этом слове, что неистовым криком вырвалось из самых потаенных глубин, голос брата Рикардо, рекою ровного пламени струившийся над великой тишиною набожной паствы, пресекло раздирающее

душу рыдание, что донеслось из-за скрытой занавесью решетки хоров. Даже пламя свечей на алтаре, кажется, содрогнулось, когда столкнулись, слились воедино эти два крика души. Сначала брат Рикардо стал бледен, как воск алтарных свечей. Потом лицо его запылало, словно их пламя; он устремил взгляд в пространство, опустил голову на грудь, закрыл глаза руками, которые едва выступали, дрожащие, из крылатых белых рукавов, и разразился сдавленными рыданиями, и они слились с другими, теми, что доносились с занавешенных хоров. На какое-то мгновение еще более сгустилось безмолвие изумленной толпы, затем прорвался плач, и еще, и еще; проповедник преклонил колена. Потом слушатели понемногу разошлись.

Долгие дни и даже месяцы в Тольвиедре и даже за ее пределами не говорили ни о чем ином, как только об этом из ряда вон выходящем происшествии. А те, кто присутствовал там, запомнили случившееся на всю жизнь.

Им казалось, что проповедник в момент свершения неведомого таинства говорил странными загадками, облекая их в запутанные, изощренные фразы. Позднее многим открылась или, по крайней мере, приоткрылась часть того, что таилось внизу, нечто от шелеста подземного огня, который смешался с шелестом текущих полями вод, – и так самые осведомленные начали проникать в истинный смысл молитвы брата Рикардо.

Он и она, брат Рикардо и сестра Лидувина, теперь ощутили себя пленниками судьбы с большею силой, чем тогда, когда их разделяла лишь решетка старого дома в переулке Урсулинок. Когда их рыдания обнялись и слились воедино, слились также и их сердца, и некая пелена слетела с них, как испепеленные одежды, и осталась обнаженной и явной любовь, которая со времени того печального бегства не переставала питать одиночество обоих.

И с этого самого дня…