Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ
Шрифт:
Сущность движения
Кто же такие были иоанниты? Вначале очень трудно было найти малейшее отличие их от православных христиан, отчасти потому, что их поведение на первый взгляд мало отличалось от поведения других почитателей о. Иоанна. Так же как и остальные православные, они считали его избранным сосудом Божиим, испытывали благоговейный трепет перед творимыми им чудесами и восхищались его безграничным великодушием к бедным и нуждающимся. Как и многие другие православные, иоанниты держали у себя дома на почетном месте изображения о. Иоанна, будь то портреты, фотографии или литографии, распространяемые неутомимыми коробейниками по всей России. Кроме того, они бережно хранили вещественные свидетельства его благословения: свечи, просфоры, иконы, святую воду. К любым другим предметам, с которыми соприкасался батюшка, они также относились с благоговением. И православные, и иоанниты нередко считали, что о. Иоанн обращался к Богу с иными молитвами, чем его собратья-священники, и стремились достать тексты
Тем не менее отличия существовали, и постепенно власти начали обращать на них внимание. Иоанниты считали, что скоро настанет конец света — вероятнее всего, после революции — и что спасется всякий, кто придет к Богу, воплотившемуся в о. Иоанне. Некоторые учили, что о. Иоанн является пророком Илией, другие — Иисусом Христом, третьи — Господом Саваофом{676}. Даже в апологии иоаннитов под названием «Правда о секте иоаннитов» говорилось: «В батюшке кронштадтском явился во плоти Бог, Он оправдал себя в духе. Показал себя ангелам и в народах проповедан»{677}.
Подобная формулировка содержит характерную неясность, вызывающую недоумение. В каком смысле, по мнению иоаннитов, Бог воплотился в о. Иоанне? Другие высказывания вызывают не меньшее недоумение: о. Иоанн называется «селением Божиим, жилищем Св. Троицы — Бога Отца, Сына и Святого Духа, которые в нем почивают», и всякий, кто хулит его, будет уничтожен; «грядите в Кронштадт и обретите Жениха Христа» и т. д.{678}
Следующим шагом было создание общины преданных единомышленников — но не официального монастыря или богоугодного заведения, подобного Дому Трудолюбия о. Иоанна. Обе православные формы общин, по-видимому, накладывали слишком много ограничений на поведение иоаннитов: монастыри имели свой устав и распорядок, имевшие мало общего с главными постулатами иоаннитов о конце света и харизме. Во всяком случае, в монастыре постарались бы искоренить эти индивидуалистические тенденции и уж точно запретили бы ритуалы иоаннитов, которые слишком напоминали Святое Причастие{679}. Кроме того, в монастырь принимали на очень строгих условиях, включая вступительный взнос, который иоанниты, в большинстве своем бедные, едва ли могли внести{680}. В Доме Трудолюбия обучали ремеслам и воспитывали в духе православия, однако практическая направленность заведения отталкивала пламенных иоаннитов.
Следующей отличительной чертой иоаннитов было их нежелание оставаться подконтрольными церковным или государственным властям, включая и самого о. Иоанна. В соответствии с православным учением, подчинение иерархии и, шире, духовному наставнику — пресвитеру — необходимо для спасения{681}. Иоанниты, напротив, полагали, что только им открыта истина и что они вправе клеймить иерархов и церковников как «лжепастырей»{682}.
Иоанниты полностью перевернули традиционное православное представление об иерархии. Почитая о. Иоанна, облеченного саном, они при этом не принимали жесткого разграничения гендерных ролей, характерного для православия. Присутствие женщин-лидеров и совпадение ролей мужчин и женщин отличают иоаннитов (как и многие другие сектантские группы) от православной общины, в которой гендерные функции определены очень четко. У иоаннитов наблюдается также определенное разделение ролей. Так, все публицисты у них — мужчины, а почти все вербовщики, торговцы книгами и предводители общин — женщины. Более того, вторым по значимости духовным лидером после о. Иоанна для иоаннитов была Порфирия Киселева, женщина, которую многие называли «Богоматерью». В секте наблюдался явный численный перевес женщин, и это было использовано против иоаннитов как Синодом, так и радикальной прессой, которая писала с тревогой о женской власти{683}.
Наконец, иоанниты, вопреки православным канонам, путешествовали, проповедовали, вербовали сторонников и пытались копировать церковные обряды. В православной практике наставление и проповедь были всецело вотчиной духовенства; руководящие роли для мирян, в особенности для женщин, были ограничены. Некоторые отдельно взятые праведницы могли вызывать восхищение и служить примером для подражания, однако женщины, желающие сформировать общину, — особенно представительницы низших классов, — как правило, наталкивались на сопротивление{684}. Иоанниты же, напротив, проповедовали свою трактовку Писания и продавали — ярчайший пример нарушения всех канонов — «причастие отца Иоанна» по рублю за штуку{685}.
Церковь об иоаннитах:
Чтобы все эти черты выкристаллизовались, потребовалось время. В начале иоанниты были небольшой группой людей со схожими взглядами, которые действовали независимо друг от друга. Крестьянин Василий Кондратов в Гдовской области в 1892 г., крестьянка Клипикова в Самаре в 1895 г., странник по имени Максим в 1896 г. — все они проповедовали, что конец света близок и что о. Иоанн — сам Христос{686}. Пока что связь между этими происшествиями не была ясна, и зачастую они рассматривались на местном уровне: епископ конкретной епархии нередко направлял о. Иоанна прямиком в родной приход смутьяна для его вразумления{687}. Понадобились годы, чтобы выявить общие закономерности движения. А тем временем обескураженные священники, столкнувшиеся в своем приходе со столь подозрительными прихожанами, начали обращаться напрямую к о. Иоанну.
Так, в 1900 г. о. Алексей Златоустов из Покровского уезда сообщил пастырю, что из Кронштадта к ним приехали три женщины, проповедующие, что о. Иоанн — единственный истинный, законный пастырь в России (к тому же бессмертный) и что, следовательно, нужно молиться ему и его изображениям; что деньги — печать Антихриста и что люди должны бросить работу, раздать сбережения и поехать в Кронштадт исповедоваться. Молодой и неопытный о. Алексей просил батюшку письменно ответить на наиболее спорные вопросы, «дабы вовремя нам успокоить взволнованных»{688}. Другие священники сообщали, что их прихожане относились к о. Иоанну как к Господу, воссиявшему во славе, цитируя Евангелие от Иоанна («Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн», Иоанн 1:6), и, подобно многим сектантам, объявляли брак прелюбодеянием{689}.
Просьба Златоустова заставляет задуматься. Неудивительно, что крестьяне, солдаты и миряне спрашивали о. Иоанна в своих письмах: «Про книгонош объясните называющие себя вашими учениками нездраво толкуют Евангилие, учут людей не праведно. Называют вас богом говорют что нужно оставить брачною жизнь раздать все имение и следувать за Христом»{690}. Однако тот факт, что и священники серьезно задавались теми же вопросами, показывает, до какой степени о. Иоанн изменил традиционные представления. Он преобразовал совершение таинств; он сохранял девственность в браке (что многие иоанниты использовали как аргумент в пользу полного целомудрия). Его проповеди становились все более апокалиптическими; такой человек вполне мог разослать повсюду своих учеников. Поэтому для православных священников важно было понять, получили ли странники благословение о. Иоанна. Ограничивались ли странствующие ораторы проповедями скорого конца света или же указывали на конкретного мирянина как на источник спасения — в любом случае их незамедлительно следовало признать сектантами. Однако поскольку они связывали себя с именем о. Иоанна, многие священники пока колебались{691}.
Был и дополнительный фактор, усложнявший положение священников. Они являлись хранителями православия на местах и были ответственны за сохранение истинных молитв и истинной веры среди своей паствы. Им приходилось держать ответ не только перед Господом и прихожанами, но и перед церковным начальством. Прежде чем докладывать начальству, священники, вероятно, стремились исчерпать все остальные возможности и твердо во всем убедиться. В случае с иоаннитами следующей инстанцией после самого о. Иоанна были местные епархиальные журналы, служившие своего рода центрами обмена информацией по самым запутанным проблемам, с которыми сталкивались священники{692}. Благодаря таким статьям, как «Новые обожатели о. Иоанна Кронштадтского в Донской области», священники по всей России узнали о существовании этих «новых обожателей» — и помогли классифицировать этот феномен. Именно в журнальных статьях характеристики иоаннитов были впервые сведены воедино в попытке определить их место в существующей типологии религиозных групп{693}.
Не менее решающим был здесь и недвусмысленный ответ самого о. Иоанна. И хотя позднее критики высказывали мнение, что он будто бы почти не пытался отмежеваться от грубой лести, необходимо подчеркнуть, что батюшка выразил свое мнение о так называемых обожателях не менее решительно, чем остальное духовенство, без обиняков. Обвинения критиков не подтверждаются данными источников{694}. О. Иоанн не только совершал поездки с целью разоблачения таких почитателей, но и писал инвективы в адрес пока не известных смутьянов. Его поведение было ответом одновременно и иерархам, и мирянам. Один из первых подобных примеров приходится на 1895 г., когда Св. Синод переслал батюшке донесение епископа Костромского и Галицкого Виссариона о том, что во вверенной ему епархии крестьянка по имени Пелагия Васильевна Кабанова держит изображения о. Иоанна в своем киоте так, что они закрывают иконы; она молится на него, как на Иисуса. Когда ей пригрозили арестом, она сказала, что готова все вынести за своего Спасителя. Синод настоятельно предписывал о. Иоанну «вразумить Кабанову». Пастырь попытался сделать это в подробном письме от 12 марта 1895 г.: