Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа
Шрифт:
Тем временем происходили все новые и новые аресты. В сентябре 1922 года в заключении оказался еще один видный церковный деятель – епископ Ямбургский Алексий (Симанский). Вместе с ним была арестована большая группа духовенства, впоследствии высланная в Среднюю Азию. Самого же владыку Алексия отправили на 3 года в Казахстан [117, с.88].
4 января 1923 года постановлением ГПУ были осуждены находившиеся в доме предварительного заключения епископ Ладожский Иннокентий, архимандрит Гурий и брат его, иеромонах Лев (Егоровы). Епископ Иннокентий и архимандрит Гурий, как страдавший туберкулезом, были высланы на два года в Туркестан, а иеромонах Лев – на тот же срок – в Оренбургскую губернию [163, с. 441].
А 10 февраля 1923 года аресту
Неспокойно было и в самой Лавре. Жизнь обители постоянно нарушалась вторжениями различного рода комиссий и проверок (финансовых, пожарных, санитарных, музейных), другими, явно надуманными мероприятиями со стороны богоборческих властей.
В это же время необычайно активизировались злостные элементы. За первые четыре месяца 1923 года последовательно подвергались ограблениям: Свято-Троицкий собор, ризница, Тихвинская церковь, музей, митрополичьи покои, Крестовая и Исидоровская церкви [237–240]. Как правило, грабители похищали серебряные ризы и золотые венчики с досточтимых икон, живописные образы работы известных мастеров, а также предметы, имевшие антикварную ценность – старинные бронзовые часы, подсвечники, фарфор и другие редкие вещи. В связи с создавшимся положением, Духовный Собор Лавры принял решение с 17/30 апреля 1923 года установить ежедневные групповые ночные дежурства братии на территории Лавры [241]. Любое из таких дежурств грозило столкновением иноков с вооруженными грабителями, но, по милости Божией, ночные грабежи неожиданно прекратились.
Среди братии Лавры продолжались аресты. В апреле 1923 года был арестован заведующий лаврской киновией иеромонах Игнатий [241] и с ним еще ряд монашествующих, обвиненных в «реакционной настроенности против государственной власти и антисоветской агитации». Никто из иноков Лавры, выходя утром к богослужениям и на послушания, не был уверен, что вернется к вечеру в свою келлию…
Пятое послушание
Ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви.
Вместе с арестами – новые скорби. На этот раз связанные с захватом власти в Церкви самочинным обновленческим Высшим церковным управлением (ВЦУ), членов которого митрополит Вениамин отлучил от Церкви незадолго до своего ареста. Волны смуты постепенно докатились и до Александро-Невской Лавры, обладавшей правом ставропигии и подчинявшейся непосредственно Патриарху, а потому долгое время воздерживавшейся от участия в борьбе, которая разгорелась в Петроградской епархии между «живоцерковниками» и сторонниками Патриаршей Церкви.
17 июля (нового стиля) 1922 года, когда отец Варнава находился у матери в Ярославской губернии, в Лавру явился незванный гость. В этот день монастырь впервые посетил обновленческий «архиепископ» самосвят Николай Соболев, назначенный раскольниками «главой петроградского епархиального управления», с предложением наместнику обители, владыке Николаю (Ярушевичу), стать его «викарием», прекратив возношение за богослужениями в Лавре имени Святейшего Патриарха Тихона, арестованного богоборцами.
Первоначально эти условия Лаврой не были приняты, однако в последующие месяцы церковная ситуация в Петрограде значительно усложнилась. К сентябрю 1922 года владыка Николай оставался, по существу, единственным православным архиереем в пределах Петроградской епархии, которого не коснулись большевистские преследования. Вступив в управление епархией, он был вынужден передать ведение дел Лавры своему заместителю архимандриту Иоасафу (Журманову) и членам лаврского Духовного Собора.
Власти явно потворствовали обновленцам, а иногда даже прямо содействовали передаче храмов в их распоряжение, упраздняя те общины, которые оказывали раскольникам наиболее стойкое сопротивление. «Красными двадцатками» была захвачена даже часть лаврских храмов и строений. Вслед за этим обновленцы попытались образовать свой «церковный совет», чтобы взять власть в Лавре в свои руки или, по крайней мере, ограничить полномочия монашеского Духовного Собора Лавры. Это противостояние продолжалось около года. Его отголоски слышны в протоколах заседаний Духовного Собора Лавры тех дней: «Так кто же все-таки будет управлять Лаврой – Духовный Собор или церковный совет?!» [235]
Сознавая, что само существование Александро-Невской Лавры – сердца православной жизни Петрограда – находится под серьезной угрозой, архимандрит Иоасаф основные усилия направил на то, чтобы отстоять обитель от разорения и сохранить братию. Решение, принятое им, было компромиссным: признать обновленческое «епархиальное управление» и прекратить поминовение Патриарха Тихона за богослужениями, однако, вместе с тем, опираясь на права ставропигии, управлять Лаврой самостоятельно и не допускать никаких богослужебных и канонических «новшеств», широко практикуемых обновленцами.
Вопрос о временном и формальном признании Лаврой ВЦУ был согласован с епископом Николаем (Ярушевичем). Тем не менее, двойственная позиция архимандрита Иоасафа произвела среди лаврской братии значительные разногласия. Одна часть монашествующих оказалась настроенной в пользу дальнейшего сближения с обновленцами, другая, в знак протеста против недопустимого, по их мнению, соглашательства с самозванцами, покинула Лавру, третья же, в числе которой был и иеромонах Варнава (Муравьев), заняла среднюю позицию, увещевая братию пребывать в послушании руководству Лавры и, не вступая с раскольниками в евхаристическое общение, вместе с тем сознавать, что иного выхода, кроме временных внешних уступок, попросту нет, ибо, в противном случае, братии угрожают немедленные репрессии, а монастырь будет неминуемо упразднен и разграблен богоборцами. Так опытные воины со слезами и кровью отдают неприятелю пядь за пядью родной земли, чтобы выиграть время, собраться с силами и перейти затем в решительное наступление…
Итак, в 1922–1923 годах жизнь в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре шла своим чередом. Исправно совершались богослужения в храмах обители и, конечно, никаких «новшеств» и видоизменений в чинопоследования не вводилось. Иноки служили строго согласно уставам и соблюдали все священные каноны. Все также, по пятницам, совершался Акафист иконе Божией Матери «Скоропослушница», а по воскресеньям – Акафист Сладчайшему Господу нашему Иисусу Христу. По желанию лаврских прихожан, по средам, в семь часов вечера, в Тихвинской церкви стали еще служить Акафист Тихвинской иконе Пресвятой Богородицы при общенародном пении [233]. «Днесь яко солнце пресветлое возсия нам на воздусе всечестная икона Твоя, Владычице…» – раздавалось под сводами храма. От всего сердца, часто со слезами, просили люди о заступлении и помощи Господа Иисуса Христа и Царицу Небесную. Это было время необыкновенно трудное для обители и верных ее прихожан.
Духовник обители архимандрит Сергий (Бирюков) и иеромонах Варлаам (Сацердотский), пользовавшиеся большим духовным авторитетом и уважением в Лавре, поддержали тогда мнение отца Варнавы. Отец Варлаам, ввиду ареста епископа Ладожского Иннокентия, архимандрита Гурия и иеромонаха Льва (Егоровых), в то время возглавлял Алексадро-Невское братство, которое продолжало свою деятельность в единоверческой Благовещенской церкви на Волковском кладбище, а затем в Троицком храме Творожковского подворья. Положение дел в Лавре не раз обсуждалось на совещаниях братства, в которых также принимал участие иеромонах Мануил (Лемешевский) – ревностный защитник Православия, возведенный Святейшим Патриархом Тихоном 23 сентября 1923 года во епископа Лужского с правом управления всей Петроградской епархией после ареста владыки Николая (Ярушевича).