Святой самозванец
Шрифт:
Она смочила волосы, вспоминая слова доньи Терезиты, сказанные тогда, когда Мэгги призналась ей, что чувствует ненависть.
— Твои чувства идут от земли, — сказала знахарка. — Это материнские чувства самки ягуара, которая охотится за теми, кто убил ее детеныша.
Если Терезита так хорошо все понимает, зачем она рассказала Даффи о чае? Или это сделала Шармина?
Она представила себе Сэма в спальне, поздравляющего себя с тем, что перехитрил ее. Если он думает, что победил, то он ошибается. Сэм смог заставить ее выносить своего ребенка, но он никогда не получит ее.
Намыливаясь под душем, Мэгги посмотрела на груди, уже
Глава 6
В комнате для гостей, где Корал позже надеялась принимать Салати, она закончила одеваться к его приходу. Комната была обставлена изящной мебелью восемнадцатого века в стиле «чиппендейл», в ней имелся зеркальный потолок и стена, а также огромная кровать. Ее обставил Тео, и Луис пока ничего не изменил. Он сказал, что такую комнату трудно улучшить. Мужчины могли смотреть на себя, лежа в постели с красивыми женщинами, в обстановке, достойной королевских особ.
Корал осмотрела в зеркалах облегающее платье, прошлась по комнате, чтобы посмотреть, как покачиваются бедра. Платье переливалось серебром, как и туфли на высоком каблуке, и было таким тонким, что при правильном освещении Салати мог видеть не только ее ноги, но и очертания промежности. Она погладила груди, чтобы посмотреть, как они после этого будут смотреться сквозь тонкую ткань, и решила повторить этот жест и доставить удовольствие Салати. Волосы ниспадали массой локонов. Серебряные серьги соблазнительно покачивались и представляли собой элегантный образец ювелирного искусства, опередившего моду. Корал сделала их на заказ, как и духи, формулу которых составил в парижском ателье покоренный ею парфюмер, один из знаменитых французских «нюхачей», как их называли.
Она решила не красить губы. Ее брови, кожа и лицо были в превосходном состоянии, и ненакрашенные губы создавали интригующий контраст с ее потрясающим нарядом. Корал осталось принять одно решение: в чем отказать Салати. Возможно, она не позволит ему целовать ее в губы, или в грудь, не станет раздеваться — и не позволит ему раздеть ее, — когда они будут заниматься любовью. Возможно, не допустит орального секса — ни со своей стороны, ни с его стороны, или не даст включить свет, или не позволит смотреть ей в глаза. Все это было частью ее искусства: скрывать что-то от каждого из мужчин. А в остальном быть развратной до безумия. Это сводит их с ума.
У двери она бросила последний взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Корал нервничала, несмотря на богатый опыт работы со служителями церкви. Ей необходимо, чтобы Луис остался доволен ее достижениями сегодня ночью.
Справа от нее находилась еще одна спальня, слева — кухня, а рядом с ней — помещение для слуг. За кухней располагались столовая, библиотека, пышная хозяйская спальня и просторная комната, которую Тео называл салоном. Сквозь его стену знаменитости и мировые лидеры когда-то любовались Центральным парком.
У Корал появилось ощущение, что Луис настойчиво занимается изменением комнат, но не могла утверждать это с уверенностью, потому что большая часть дверей теперь запиралась на замки, открываемые карточкой-ключом. Она пробовала их открыть, но единственная дверь, которая поддалась, вела в ту комнату, откуда только что вышла.
Теомунд заботился о безопасности, но предосторожности Луиса граничили
Пройдя мимо запертых дверей пентхауса, Корал добралась до вестибюля. Тео превратил его в музей для коллекции драгоценных камней. Она обнаружила там ожидающего Луиса, который сменил мексиканскую рубаху на итальянский костюм, не уступающий костюмам Тео. Луис встал, когда она вошла.
— Dios mio! [25] — воскликнул он, в его голосе слышалось восхищение, но не было желания.
Корал повернулась перед ним вокруг своей оси.
— Fantastica [26] , — произнес он.
25
Боже мой! (исп.)
26
Потрясающая (исп.).
— Ты и сам — фантастика.
Луис улыбнулся и махнул рукой в сторону лифта.
— Он поднимается.
Двери почти тотчас открылись, и из лифта вышел Его преосвященство Эваристо кардинал Салати, одетый в черную сутану. У него были выразительные глаза, длинные ресницы кинозвезды двадцатых годов и профиль римской статуи. Худ и красиво сложен. Пусть Папа — глава церкви, но при такой внешности и могуществе Салати должен быть ее князем. Вместе с ним из лифта вышли два таких же стройных и красивых пса; они были так хорошо воспитаны, что не нуждались в поводке. Человек и собаки затмили подсвеченные драгоценные камни и кристаллы на стенах вестибюля.
Луис шагнул вперед.
— Ваше преосвященство, ваше присутствие здесь — большая честь для меня.
Корал сделала реверанс и поздоровалась:
— Ваше преосвященство.
— Я тоже польщен, — ответил Салати. На мгновение его взгляд задержался на Луисе, на его дорогом костюме. — Я вас помню, Луис. Вы теперь выглядите совсем иначе; хотя мне известно, что вы были скорее не дворецким, а правой рукой Теомунда. Начинаю думать, что он поступил мудро, оставив все вам. Прошу, называйте меня Эваристо, а я вас стану называть Луисом. А если вы, очаровательная леди, сообщите мне свое имя…
— Корал. Мы еще не знакомы.
Он улыбнулся, показав красивые зубы.
— Я это знаю.
Они выпили на террасе, потом слуга подал им настоящий мексиканский обед, состоящий из нежной рыбы, приготовленной на пару в банановых листьях. Огни Нью-Йорка подмигивали им сквозь стеклянную стену. Пока они ели и пили великолепные вина, Корал думала о том, какие еще великие судьбы решаются сегодня вечером в Нью-Йорке. Луис методично направлял беседу на политику и экономику Мексики.
Корал смогла, со своей стороны, внести в беседу немного исторических фактов. Она знала, что Винсенте Фокс стал президентом в двухтысячном году. Он был избран на стандартный шестилетний срок и принес в Мексику демократию, нанеся поражение центристской ИРП, Институционно-революционной партии, которая правила с 1929 года. Тем не менее такова была демократия в мексиканском стиле, а это значило, что с коррупцией не покончили.