Святой
Шрифт:
Она будет в безопасности. Она будет одна.
Еще один стук.
На двери коттеджа не было замка. Кто бы ни стоял снаружи, он мог войти в любой момент. Две недели единственными эмоциями, которые она испытывала, были печаль и горе. Теперь она ощутила что-то еще - страх.
Но Сорен натренировал ее слишком хорошо - Евреям 13:2 «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам». И такая ночь подходила или демону или ангелу, святому или грешнику.
Она рывком открыла дверь. Человек, не ангел,
– Убежище?
Дождь намочил его темные волосы и покрыл каплями кожаную куртку.
– Какого черта ты тут делаешь?
– спросила она, скрещивая руки на груди, стесняясь низкого выреза на сорочке. Ей стоило накинуть халат.
– Умоляю об убежище. Мне стоит повторить? Убежище?
– Ты преследовал меня?
– спросила она. Прошлой ночью она летала в Марсель и обедала с ним. Она и не думала, что он будет преследовать ее до самой Германии.
– Я бы пришел раньше, но ошибся поворотом у Гензеля и Гретель. Девочка в красном плаще подсказала мне дорогу, и теперь я здесь, Белоснежка.
– Ты нашел дорогу сюда, Охотник. Найдешь и обратную, - ответила она.
– Я не могу дать тебе убежище.
– Почему?
– Ты знаешь, что произойдет, если я тебя впущу.
– Именно то, чего мы оба хотим.
– Этого не должно произойти. И мне не нужно тебе объяснять почему.
Улыбка исчезла с его лица.
– Я нужен тебе, - сказал он.
– Это не важно. Я должна сделать это сама, одна.
– Ты не должна делать это одна.
– Он сделал почти незаметный шаг вперед. Носки его промокших под дождем коричневых ботинок коснулись, но не пересекли порога.
– Ты слишком многое делаешь в одиночестве.
– Я не могу тебя впустить, - ответила она и снова ощутила этот ком в горле.
– Он хотел, чтобы ты сделала это в одиночку?
– Нет, - ответила она.
– Не хотел.
– Впусти меня.
– Это звучит как приказ. Я говорила тебе, кем являюсь. И ты знаешь, что я отдаю приказы.
Она уже чувствовала, как рушится ее решимость. Двадцатипятилетний, высокий, с глубоким загаром, темные волосы легкими волнами, которые требовали, чтобы женские пальцы снова и снова зарывались в них, ясные глаза цвета морской волны, унаследованные от его матери персиянки, и лицо, которое обязан вылепить скульптор, чтобы оно сохранилось, даже когда они оба превратятся в пыль и пепел.
...Как она могла отвернуться от него? Как вообще кто-то мог?
– Тогда прикажи мне войти, - сказал он.
Она закрыла глаза и ухватилась за дверь, чтобы успокоить себя. Это было неправильно. Она знала это. Она поклялась себе до того, как увиделась с ним, что не будет делать этого, никогда, не с ним. Но затем она увидела его. И сейчас, после всего случившегося, и горя, которое угрожало поглотить ее, кто мог винить ее в том, что она использует его для успокоения? Один мужчина мог обвинить ее. Но было ли этого достаточно, чтобы остановить ее?
– Прикажи мне войти, -
– Пожалуйста.
Она никогда не могла устоять перед мольбами красивого мужчины.
– Входи, Нико, - ответила она сыну Кингсли.
– Это приказ.
Глава 2
Нора
Она захлопнула дверь за Нико и потянула его к камину. Нора помогла ему снять куртку и ботинки. Потрепанные, в слое грязи, его обувь была совершенно не похожей на сапоги для верховой езды Кингсли. Эти практичные ботинки были рабочими, со стальными носками.
– Мне стоит знать, как ты меня нашел?
– спросила она, стряхнув грязь с ботинок Нико и поставив их сохнуть у камина.
– Я шел по твоему следу из хлебных крошек.
– Хлебных крошек?
– Возможно, в ресторане ты случайно оставила свою сумку открытой, и я мог случайно увидеть адрес в бланке подтверждения аренды.
– Сумку я случайно оставила открытой, - сказала она.
– Но не случайно увидел адрес.
– Он стянул носки и запустил руки в волосы, стряхивая с них капли дождя.
– Каков отец, таков и сын, - вздохнула она.
– Ты такой же пронырливый, как и Кинг.
– Ты сердишься?
– Нет, не сержусь.
– Она прижала ладонь ко лбу и потерла распространяющуюся там головную боль. Нико убрал ее руку и с беспокойством посмотрел на нее.
– Хочешь есть? Или вина?
– спросила она, прежде чем он успел спросить как она, вопрос, на который она не хотела отвечать.
– И ты принес что-то с собой?
– В машине могут лежать одна или две бутылки «Розанеллы».
– Я не заставлю тебя их принести, - ответила она. Снаружи до сих пор бушевала гроза.
– Я принесу позже. Сначала о главном.
– Нико взял ее за запястье и притянул ближе.
– Нико...
– Нет, - сказал он.
– Не сопротивляйся мне. Позволь помочь.
Вздохнув, Нора положила голову ему на грудь и позволила размять свою шею. Когда они встретились в декабре, с ней был Зак, и Нико, с его слов только его мать называла его Николя, показал ее редактору/другу/редкому любовнику все свое почтение. Но когда она месяц спустя снова навестила его, Нико не делал ничего, чтобы скрыть свое восхищение тем, что она была с ним. Ему едва исполнилось двадцать пять. Красивый и юный, и француз, по какой причине он хотел ее, почти на двенадцать лет старше его, и с долгой историей интимных отношений с мужчиной, который, как он узнал, был его биологическим отцом? Она получила ответ на этот вопрос, когда они прогуливались. Две женщины, мать и дочь, остановили их, спросив дорогу. Матери на вид было около сорока, а дочь возраста Нико. Обе были классическими французскими красавицами и хорошо одеты. Нико просто подмигнул дочери. Матери он улыбнулся так игриво, что даже его отец впечатлился бы. У сына Кинсли был фетиш на женщин постарше.