Святые сердца
Шрифт:
Ощущение. Ктото был здесь. И еще не ушел. Она уверена в этом.
Зуана подходит к двери. Та открывается внутрь, Зуана тянет ее на себя и поднимает свечу, чтобы увидеть все сразу. Комната пуста, не считая нескольких ящиков. Но прямо перед ней двойные двери, ведущие к реке, распахнуты. Она слышит, как плещется в реке вода, как с глухим стуком ударяется о причал старая лодка. В дверях вырисовывается силуэт женщины в платье с пышными юбками, узким корсетом и с высокой прической. Пропавший костюм придворной дамы, надо полагать,
Женщина в дверях оборачивается, когда Зуана приближается к ней.
– Серафина!
– Оооо! – Ее вопль эхом проносится над водой.
– Что ты здесь делаешь?
– Нет! Нет! Стой. Не подходи ко мне.
И такая боль звучит в ее голосе, что Зуана секунду колеблется.
– Осторожно. Отойди от края. Что ты делаешь?
– А как потвоему? – отвечает она с вызовом, прикрывая им страх. – Ухожу. Он пришел за мной. И заберет меня.
Он? Зуана в недоумении озирается. Но комната за ее спиной пуста, и на причале тоже никого нет. Девушка очевидно одна.
– Кто? Кто за тобой пришел?
– Он сейчас будет здесь, – яростно машет руками Серафина. – Я уже слышу лодку. Она плывет сюда. Не двигайся, говорю тебе. Просто уходи, возвращайся, и ничего плохого не случится.
Но вместо того чтобы повернуться и уйти, Зуана приближается к ней. Река возле причала неспокойна, волны сердито бодают сваи. Если сюда и впрямь ктото плывет, то ему еще придется потрудиться, чтобы войти в гавань и причалить в полутьме. А если там никого нет, то ей наверняка удастся уговорить девушку уйти.
– Не двигайся. Говорю тебе – если ты сделаешь еще шаг, я… я прыгну. – И она подается к краю причала.
Зуана замирает. Сколько же она стоит здесь одна и ждет? Полчаса? Нет, теперь уже, наверное, больше. Дует ветер, в воздухе пахнет дождем.
– Серафина, Серафина, – зовет Зуана, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче. – Послушай меня. Не надо так. В конце года ты можешь…
– Я не доживу до конца года. А если и ддоживу, меня все равно никто не станет слушать. Тты сама так сказала. Ни аббатиса, ни еппископ.
– Но то, что ты делаешь сейчас, приведет тебя к катастрофе. Ты не сможешь жить там одна. Скандал…
– Мне пплевать на скандал. Мне плевать на сскандал. Я не могу здесь больше. Я здесь умру. Разве ты не видишь? Я не такая, как ты. Это место меня убивает. – Ее ужас так глубок, что заставляет ее заикаться. – Он придет. Он… он… он позаботится обо мне. – Серафина оборачивается и бросает быстрый взгляд на черную воду. Но правда в том, что никакой лодки не слышно и не видно. – Он придет. Он придет. Он ждет на ттом берегу, – повторяет она и делает шаг к старой лодке.
– Нет! – Зуана машинально шагает ей наперерез. – Тебя ничего там не ждет. Кроме позора.
Но девушка уже села и возится с веревками. Их разделяют всего три или четыре локтя.
Зуана тянется к ней.
– Ну же. Возьми мою руку. Все будет хорошо. Я помогу тебе…
Девушка поднимает голову, свет свечи на мгновение отражается в ее глазах.
– Не могу. Разве ты не видишь? Не могу, – шипит она. – Пожалуйста, отпусти меня, просто отвернись и уходи. Ккогда я отсюда выберусь, ни одна живая душа не узнает, что ты нашла меня здесь. Даже если меня поймают, будут пытать и переломают один за другим все пальцы, даже тогда я тебя не выдам. Клянусь. Просто повернись и уходи.
– А если ты утонешь?
– Ну и что? – Девушка вдруг успокаивается. – Что бы ни случилось там, это лучите, чем медленная смерть здесь. Пожалуйста. Я тебя умоляю.
Зуана стоит как парализованная. Она знает, что надо броситься на нее, схватить, притащить назад, но…
Мгновение затягивается, окружая их со всех сторон.
Девушка улыбается.
– Спасибо, – просто говорит она.
Она снова сосредоточивается на веревках, и тут же за их спинами раздается какоето шевеление.
– Держи ее. Останови ее, немедленно!
Это голос аббатисы.
Зуана невольно повинуется, бросается к девушке, хватает ее за руку и тянет обратно на причал, а та молотит рукаминогами, отбивается и вопит. Не проходит и нескольких секунд, как аббатиса подскакивает к ней, хватает девушку за другую руку, вырывает у нее веревку, и вот они уже вместе волокут ее прочь от реки, дюйм за дюймом преодолевая путь от лодки до дверей склада. И все время, пока они не переваливают через порог, она продолжает вопить. Всякий, кто слышит ее сейчас, наверняка решит, что когото убивают, хотя во время карнавала убийство легко спутать со слишком пылким ухаживанием.
– Ключи. Дай мне ключи, Зуана.
Аббатиса отпускает девушку и запирает за ними дверь.
– НЕЕЕЕТ! – визжит в темноте девушка, вырывается из рук Зуаны и бросается к исчезающему лучику свободы меж закрывающихся дверей. – НЕЕЕЕТ! Джакопо! Джакопо! Где ты? – Отчаяние мечется по комнате, рикошетом отскакивая от стен.
Дверь с грохотом закрывается, поворачивается ключ, и внешний мир внезапно исчезает; ни плеска воды, ни простора небес, ни свежего воздуха, ничего. Ничего.
– Хааааа. Нееет!
Девушка обмякает и внезапно повисает на руках Зуаны таким тяжелым грузом, что та поневоле опускает ее на пол. Аббатиса достает свечу с колпачком, спрятанную рядом с дверью, и, подняв ее, движется туда, где девушка лежит на полу в объятиях Зуаны, сломленная и стенающая. Замерев над ней на мгновение, она качает головой.
– Все кончено, – говорит она спокойно, почти устало. – Все кончено.
Но девушка только стонет и, кажется, ничего не слышит.