Святые вожди земли русской
Шрифт:
Нет, от жизни, которой мы были свидетелями и которая перед нами окончилась, осталось глубокое впечатление. Это впечатление должно проникнуть нашу остающуюся жизнь.
Был, существовал… Какую духовную силу имеет существование одного чистого, настоящего человека, как это существование ободряет нашу веру в то, во что нужно веровать, чтобы жить, но во что вера наша, вера слабых, искушаемых людей легко и часто колеблется!
Наше спасение в том, что перед нами проходят люди, воплощающие в себе ту правду, которой учат нас в детстве, о которой говорят нам хорошие книги, которая звучит во всяком слове, произносимом в храмах, куда так редко заходим мы с распутий жизни, которую так заглушают шум, суета и ложь нашего быта.
Как маяки с твердой
И когда течение событий осветит во весь рост эти праведные жизни, их воздействием снова возникают в нас ощущения чистого детства, встают мечты юности, которым мы изменили; из тумана, охватившего нас, поднимаются стройные очертания другого быта, одушевленной жизни, и виден вдали тот образ, стремление к которому одно делает ценным и истинным людское существование.
И чем дальше падают лучи праведной души, тем шире воздействие ее на людей, и, наконец, это воздействие становится властным и непрекращающимся историческим впечатлением…
Когда-то давно совершались события, запавшие глубоко в душу человечества. По земле ходил Бог, пришедший к людям в людском образе. Смирив себя до конца трудновообразимым смирением, он говорил людям слово, принесенное Им с Неба. Это было слово о любви, которая должна связывать людей и ради которой не должно щадить своей жизни, о хранении правды, которая нарушается даже тайным помыслом, о терпеливом смирении, с которым нужно переносить земные бедствия, о силе упования, с которым нужно ждать будущего некрушимого и вечного счастья в утраченном отечестве. Слово было запечатлено делом, совершилась неслыханная недомыслимая жертва, и крест стал над удивленным миром заветом самого святого и чудного в жизни.
…Прошла тысяча, полторы тысячи лет. В холодной, бедной природою, однообразной равнине возникло государство. Потрясаемое великими бедами, испытывая несчастия, которые, по жестокости своей могли бы казаться сказочными, переходя от горя в грозу и от грозы в беду, слагалось оно. Сдерживая с востока натиск Азии, служа невольным оплотом, за которым могли по воле мирно развиваться и по воле враждовать между собой, злодействовать огнем и мечом во имя Христа и Его дела народы Запада, стоял этот народ, без защиты и без друзей, окруженный только врагами, и его слезы были ему пищей день и ночь его жизни. И этому скорбному племени было поручено хранить сокровище, которое носил по земле Спаситель мира, чистоту и целость Его учения. Выше всех земных сил поставив это врученное ему сокровище, шел тот народ, выбирая свой путь по письменам евангельских хартий. Он был крепок душой и несокрушим в своей вере, потому что он рано понял, что не здесь конечная цель жизни людской и что не в земном благополучии все дело, а дело в исполнении закона: сурово и непреклонно следовали лучшие люди, выразители духа этого народа словам Христова закона.
He блещут волшебными красками, не залиты ярким праздничным солнцем образы наших государственных древних зодчих. То ряд невидных для постороннего глаза подвигов, ряд духовных побед над собой, сломленных самолюбий, пережитых за народ унижений, тяжелых дум, кровавых усилий. Коротким отзывом отмечена часто их личность в летописи, но в этих сжатых суровых речах встречаются хватающие за душу слова, в которых вылилось, неведомо для писавшего их, как умел понимать народ, кого он теряет.
He крики радости, не упоения народных торжеств звучат из отдельных веков предмосковской и московской Руси, а сдержанный стон безысходной скорби.
…Девятнадцатый век. На востоке Европы, заняв неизмеримое пространство, стоит Русская империя. Над ее простором великое горе; опять Русская земля стонет. Но не злорадство, не радость выражается в мире в ответ на тяжелое горе России. Пока русский Царь в своем гробу в последний раз объезжает Державу,
И крещенная страданием земля, та земля, по которой поныне ходит, благословляя, Христос, встает в глазах мира в небывалом величии и силе. He раз была благодетельствована Европа Россией, не раз шатавшиеся троны спасались ею и обогащались ее дарами. Ее не понимали или не хотели признать. А теперь, когда отошел молчаливый русский Царь, дышавший прежде всего для своего народа, только тогда поняли, что значит Русское Царство, если из-за того, что на Руси любящий Царь, — Европа благополучна.
И вот теперь, когда весь мир с тою напряженностью, с какою следил он за совершавшимися у нас событиями, признал, что Россия, не оцененная никогда словами, на деле громадная величина, — как же хоть теперь не вдуматься в смысл и самого значения России и в суть того нравственного облика Государя, который пронес Его имя по свету в особом сиянье?
Коренное отличие и нашей национальности и образа почившего Государя в том, что едва ли где дух, принесенный в мир христианством, проникал глубже жизнь.
Одна только любовь, любовь понятая не как приятное и благоволительное пожелание добра для ближних, но как суровый христианский долг, требующий труда и жертв, может давать цену людской деятельности.
Такая любовь помогает напрягать до последней возможности свои силы, забывать свои страдания, чтоб покоить вверенный народ. Она ведет к подвигам, которые ужасны для телесной, бренной природы человека, надламливая ее, но на которых только и может держаться мир. Что бы сталось с Россией, если б в тяжкие времена татарщины те люди, что, надорвав себя, спасли и сберегли Русь, думали о своем покое, отмеряли свою деятельность по общей человеческой мерке? Недалеко бы мы ушли, если б в тяжелые дни русская земщина не поднималась на такие жертвы, подобных которым нет в истории. И пусть в ранних годах мужества падают лучшие люди под тяжелым трудом — их дела вечны. Безвременно покладали во гроб трудовые богатырские свои руки лучшие вожди Русской земли, но не они ли, силой любви убивавшие свою жизнь, поняли и соблюли завет служить до отдачи души?
И эта любовь, которой пример прошел перед нами, грела не только один свой народ; она пошла дальше и хранила чужие страны. Воля русского Царя умиротворила народы, готовые к кровавым распрям, и тогда все почувствовали, какая великая правда в любви, и поклонились ей.
Удивление перед правдою Государя, высказавшееся по поводу его кончины, было коротким, преходящим, но доказательным свидетельством того, что в жизни и в истории составляет настоящее величие, не купленное ничьими муками.
Портрет Александра III. Конец XIX в. Худ. Николай Шилдер
Образы суетных завоевателей стоят перед нами, холодные в своем безжизненном величии, напоминая о бедствиях, внесенных ими в мир, о горестях бесчисленных человеческих душ, о ненависти, посеянной ими между племенами, о больных вопросах международной политики, грозящих постоянно перейти в вооруженное столкновение. А кроткие родные лики миротворцев вечно близки нам, окруженные благодарностью и памятью того, как, любя, они берегли нам или предкам нашим тех, кто дорог на земле: отцов, братьев, друзей, сохраняя от сиротства семьи, неутешных матерей. И это служение лучезарной правды любви еще возвышенней, когда для него приносят в жертву свое самолюбие и гордость. Нелегко было русскому Властелину, по слову которого Русская земля поднимается одним человеком, щадя свой народ, терпеливо выносить вызовы, одним своим сердцем переживать всю горечь тех пустых ухищрений лжи, коварства и ненависти, какими окружено все сильное и независимое, и не выйти из благотворного покоя.