Связь сердец. Том 1. Случайные люди
Шрифт:
Значит – им нужно обсудить, кем из них, как сказал Аоки, придется пожертвовать.
Смерть.
Это, особенно это – предельная боль. Такое даже вообразить почти невозможно.
Заставить кого-то взвалить на себя эту ношу – ни за что.
Поэтому.
– Если кто-то должен стать жертвой, пусть это буду я.
Хочу ею стать.
Позвольте мне ею стать.
– Юи… Стукни этого типа по голове как следует, – приказала Инаба.
– Слушаюсь. Со всей силы! – ответила Кирияма.
– Э, «вся сила» Юи – это жуть…
Слова Аоки были еще на полпути к сознанию Тайти, когда – прямо перед ним выросла Кирияма.
Покрасневшие глаза, леденящее душу выражение лица, спутанные каштановые волосы. Она производила впечатление дрожащего от ярости тигра.
Кулака Тайти почти не увидел.
Когда все-таки увидел, в его голове раздался треск кости. Ощущение было такое, будто ему снесло череп. И тело взлетело в воздух. А потом яростно шлепнулось на пол. В щеке взорвалась невероятная боль.
Поднеся руку к левой щеке, Тайти застонал.
– Не говори… такую хрень!..
Инаба, сев на корточки, схватила все еще стонущего Тайти за воротник и потянула вверх.
– Что за фигня?! Ты! Что еще за «я буду жертвой»! А ты… ты думал когда-нибудь о чувствах тех, кто сделает тебя этой самой жертвой?! Ты думаешь, что думаешь о других, но на самом деле ты думаешь только о себе! Ты самый настоящий эгоистичный олух! – проревела Инаба, глядя на него в упор.
Искренне зарядившая в кулак свои истинные мысли и истинные чувства Кирияма, искренне зарядившая в слова свои истинные мысли и истинные чувства Инаба – они обе дернули струны души Тайти.
И что-то в Тайти сломалось.
– …Да… И что, это разве плохо?! Я… я просто ненавижу смотреть, как на моих глазах кто-то страдает! Когда кто-то страдает, кто-то мучается, кого-то презирают, я всякий раз воображаю себе эту боль… И это воображение все разбухает и разбухает… И в конце концов… эта боль становится невозможной, абсолютно невыносимой!.. Я это ненавижу. …Если я могу это переложить на себя, то так лучше. Все равно больно, но эта боль понятная… и тогда ее можно вынести. …Да, я на самом деле это делаю не для кого-то другого… Это «самопожертвование» – оно для меня самого!
То, что уже долгое время туманно брезжило у него в голове, Тайти впервые привел в ясную форму и обратил в слова. Впервые он смог это сделать.
Левая щека Тайти горела. Но не только: эту пылающую щеку еще что-то увлажняло.
Тайти плакал.
Его затуманенный взгляд уперся в ошарашенную Инабу. Но тут же ее выражение лица сменилось на ласковое, и Инаба выпустила воротник Тайти.
– Вот как… Вот что ты чувствовал, Тайти. Ты точно странный. Странный, но до безумия добрый. Чувствуешь боль других как свою и говоришь, что тебе легче выносить ее самому… Ты добрый и неуклюжий дурачок… вот честно. Но если тебе больно от страданий других, то и другим больно, когда страдаешь ты, неужели ты этого не можешь понять? Тебя, может, и устраивает ранить себя, но от этого больно тем, кто рядом, – и мне, и другим. …Особенно тем, для кого ты больше чем друг.
Потом Инаба добавила, что, может, в такое время говорить такие вещи и безрассудно, но хорошо все-таки, что она выслушала, что у него на сердце. И порывистым движением вытерла слезы с лица Тайти.
– Тайти, прости меня!
Кирияма, плача, села рядом с Тайти.
«Я сделала тебе больно, прости меня, я сделала тебе больно, прости меня, я сделала тебе больно…» – все повторяла и повторяла она.
– Ничего… Кирияма. Ты ведь пыталась мне открыть глаза, правда? И потом… у тебя ведь сейчас и рука болит, которой ты меня ударила, и сердце наверняка тоже… Поэтому ты меня тоже прости… и спасибо тебе.
– Только еще одно… Хочу, чтоб ты понял… Тайти, если ты… если ты умрешь, нам всем будет во много-много-много раз больней, чем сейчас!.. Поэтому… поэтому не смей говорить такие вещи!
– Даже если бы ты этого не сказала – по-моему, он уже понял… – пробормотала рядом Инаба.
Забота друзей пропитала Тайти насквозь. И в то же время он осознал, насколько эгоистично вел себя до сих пор. По идее, все, что он делал, он делал ради других. Но наверняка так было далеко не всегда.
Возможно, если бы не этот «феномен обменов», он такого себя и не увидел бы прямо.
Тайти стал понимать себя чуточку лучше, чем прежде.
И многое понял об окружающих.
Если все принять, осмыслить и двигаться вперед, возможно, в будущем удастся добиться еще большего.
Возможно, в ожидающей их жизни будет и много горечи, но главное – будет бессчетное количество радостных вещей.
…Из этого будущего кто-то один должен быть исключен.
Безнадежное положение, которое невозможно описать словами вроде «жестокость», «ужас», «отчаяние».
– Что же… нам делать-то!.. – простонал Тайти. Выхода не находилось.
И тут заговорил Аоки.
– Я думаю… вместе с [телом Иори-тян] должна умереть Иори-тян.
Во «времени», которое, по идее, должно было течь непрерывно, открылась дыра.
Ни о чем не хотелось думать, ни о чем невозможно было думать.
– Ты, ты что вообще несешь?! Не смей… не смей говорить, что Иори должна умереть!!! – шумно, словно какой-то разъяренный зверь, дыша через нос, прокричала Кирияма.
– …Я же… я же и сам не хочу такое говорить!.. Но кто-то должен был это сказать, и я подумал…
А потом Аоки еле слышно добавил:
– Не все же Инабе-ттян играть роль злодея.
– Кх, вы правда все… слишком мягкие… – дрожащим голосом произнесла Инаба.
В глубине души все они это понимали.
В случае если они решат спасти Нагасэ, это будет означать, что Нагасэ будет жить в [теле кого-то другого]. Жить, позаимствовав [вместилище кого-то другого], взяв себе [общественное положение кого-то другого] – как ни посмотри, а это неправильно.
Но тем не менее…
Мысли Тайти бегали по кругу.